Дни Творения
Шрифт:
Теперь в мире есть только одно существо, которое может тебя понять наверняка. Силити. Потому что он тоже оказался в этой петле. Точнее... Алька не может этого знать наверняка, потому что Силити - уж точно не вполне обычный человек. Иногда Алька видит сон, о котором не говорит никому. Ему снится, что где-то в Лесу по-прежнему стоит тот древний Дом, в котором спят вековым сном призраки, призрак-старик и призрак-мальчик... Призрака-мальчишку зовут Силити, и ему уже больше тысячи лет. Алька не знает, хорошо это всё или плохо, но в этом сне струится во все стороны великий покой и сила, и Алька продолжает верить, что эта Тайна не может быть плохой.
...А корабль их летит, и Алька с каждым днём продолжает открывать для себя
* * *
...После того случая, той встречи, Путешествие моё изменилось. Сон мой казался лихорадочным видением чего-то, перемешанного настолько, что, просыпаясь, я не мог вспомнить даже и приблизительно, что происходило. Но и явь словно была запрограммирована сном - я просыпался уже одержимый идеей Путешествия. Я наспех завтракал - не потому, что хотел есть, но чтобы впоследствии голод не посмел отвлекать меня от дороги. Я брал с собой книгу - не очень понимаю, зачем - и быстро шагал по переходам корабля, уже зная, что случится дальше.
Коридоры мрачнели и стены становились выше, огни ламп поднимались в высоту, повисая мутными, желтоватыми, чуть поскрипывающими от ветра светильниками. Тёплый, однотонный пластик обращался в неровный песчаник зданий. Где-то капали последние капли вечернего дождя, где-то пахло дымом и чем-то сладким, и ещё, временами, воздух приносил горьковатый аромат осенних цветов - кажется, астр.
Начало Города всегда было приблизительно похожим - но затем я мог выбраться на нагретые солнцем площади с фонтанами, где играла музыка и гуляли люди. А мог очутиться на тропинках, вымощенных бетонными плитами, которые (тропинки) поднимались всё выше в окружении деревьев, поднимались на какие-то холмы, с вершин которых было видно весь Город, раскинувшийся внизу, блестящую ленту реки, гирлянды улиц и тёмные озёра уснувших кварталов.
Отсюда или оттуда, или ещё с других мест я начинал новую часть пути, которая пересекалась с Её дорогой. Она всегда была чем-то занята и вроде бы не замечала меня. Мне было немного совестно, что она занята делом, а я - тем, что иду за нею следом. Несколько раз я решался открыться, подойти и признаться, что слежу за нею уже давно - но каждый раз она именно в этот момент была увлечена своими занятиями, и я не решался прервать их. Смысл их был мне непонятен вначале, но потом я понял, что она тоже, как и я, наблюдает. Забавно, что я так и не смог понять другого - за кем? Или за чем? Проще всего было бы объявить это игрой в разведчиков с воображаемыми противниками, но девочка была не похожа на человека, способного самозабвенно морочить себе голову. Она была спокойна и деловита. В конце концов, я стал подозревать, что это именно мне недоступно видеть то, что хорошо различает она - и это нечто вовсе не есть плод её фантазии. Просто мы находимся в чуть-чуть разных Городах.
...А видит ли она меня?
– подумал я однажды. И с тех пор не мог успокоиться, не решив этот вопрос. Сны мои стали тревожнее, и я пролистывал свою книгу торопливее, плохо понимая, чем занята четвёрка Пэвэнси и куда она направляется. Иногда я брал завтрак с собой, заворачивая бутерброд в салфетку и положив в карман, да так и забывал его съесть. Темноволосый мальчик в кают-компании озабоченно качал головой и говорил своему другу что-то про плотность поля Хиггса и море Дирака. Однажды я забылся, а очнувшись, почувствовал себя слишком слабым, чтобы куда-то идти. Я понимал, что болен, и вдруг странная мысль пришла мне в голову: ведь на корабле должны как-то оказывать медицинскую помощь! Наверняка, если в экипаже есть медик, то это именно она... Да, вам смешно, а я лежал в полусне, полубреду, волнуясь всё больше и совершая всё более странные вещи, вплоть до того, что снял с себя пижаму, чтобы добавить остроты переживаний и ожидания, лежал, замирая от ужаса перед тем, что случится... но больше всего на свете желая этого.
...События нарастали, и время ускоряло бег. На самом деле, это наш корабль двигался всё быстрее, и плотность миров на его пути становилась уже совершенно фантастической. Иногда я мог одним только взглядом передвигать пространства. Потолок каюты начинал кружиться, темнея и разгораясь звёздами. Я ждал дурноты, но её не было, и я счастливо вздыхал, ступая босиком на парапет у фонтана, горячий после горячего дня, его даже брызги воды не могли остудить.
Кажется, она менялась вместе с тем, как менялись окружающие её миры. Иногда я видел её с длинными тёмными волосами, в старомодном платье. Случалось, что она запускала какие-то странные летающие конструкции над парком, и тогда она была в коротком сарафане и с короткой же стрижкой светлых волос. Дни и ночи я искал предлог, чтобы заговорить с нею - но не находил, потому что мне нужен был не просто разговор, мне нужно было найти для неё что-то важное, что-то такое, что сделает моё существование значимым для неё.
* * *
– Я хочу показать тебе одну вещь, - сказал Силити.
Алька встревожено посмотрел на него. Такое начало казалось ему... нет, не то что бы оно означало опасность... Алька одёрнул себя: что случилось? Ты боишься тайны?
Силити ничего не объяснял. Он повёл его в библиотеку. Они шли долго между полок с книгами, гораздо дольше, чем Алька рассчитывал. Свет как будто мерк, светильники отдалялись, или же стеллажи становились выше, а пространство между ними - теснее.
Наконец Силити остановился.
– Здесь, - сказал он.
– Кончается наша Вселенная.
И посмотрел на Альку как будто выжидающе.
– Но полки с книгами тянутся дальше?
– Да. Я думал... там невозможно ничего прочитать. Книги очень старые, и буквы рассыпаются вместе со страницами, если попробовать их листать.
...Однажды на рассвете, когда первые розовые краски ещё только-только коснулись лёгкого облачка над восточным холмом, мальчик проснулся в своём доме - проснулся и лежал с открытыми глазами, удивляясь необычной тишине. Незаметно для себя он стал думать о ней, и она почти ожила в его воображении. Она бывает разной, думал мальчик. Если ты заперт в пустой комнате ночью, и во всём мире не существует никаких звуков, так что можно подумать, что ничего живого не осталось вообще - это, конечно, мёртвая тишина. Когда ты идёшь по дороге, а лес и река, и луг, и ветер, и все птицы, и даже самые маленькие мошки затаились - это затишье перед грозой. Если же множество глаз смотрят на тебя и напряжённо ждут чего-то - эта тишина похожа на натянутую струну, которая вот-вот лопнет.
Но тишина на рассвете - совсем другая. Эта тишина - она ожидание. Там, за горизонтом, встающее солнце несёт на своих лучах мелодию. А здесь - огромный невидимый оркестр изготовился вступить по сигналу: замерли хрустальные капельки росы, ветерки поднесли к губам свои флейты, ручейки смотрят в небо, дожидаясь лучиков-смычков. Миг - и она начнётся.
Ты сперва и не поймёшь, что тишины не стало.
А потом увидишь, каким прозрачным сделался воздух, какие чистые звуки доносятся отовсюду, какие свежие ароматы плывут.