Дни знамений
Шрифт:
– Упрям, как настоящий лорд, право! Ну, коли так, позволь напомнить, что в другой книге известного тебе Ясновидца, «О благородстве знати», сказано, что не пристало благородному мужу дрожать при мысли о невидимых сущностях равно как и бежать от того, что он не может увидеть, лишь потому, что он этого не видит!
– Я сейчас не в том настроении, чтобы проникаться великими мыслями великих людей, уж не обессудь… А, постой: нынче днем ты ссылался на некий отрывок… Да, точно: «доступный взору эльфов». Я всегда думал, что эльфы – это чья-то безумная шутка или выдумка бардов, но…
– Но что? – усмехаясь, взглянул на него Родри.
– Эй, придержи язык, ты, насмешник
Ираэн развернулся на каблуках и поспешил вернуться к свету и шуму большого зала. Впервые с того момента, как он покинул Дан Дэверри, ему подумалось о возвращении домой.
Еще несколько дней Ираэн держался настороже, но никаких признаков тайных явлений не видел. Пока переговоры между Эрдиром и Тьюдиром шли своим чередом, с разглагольствованиями герольдов и прочими церемониями, им с Родри оставалось только посиживать в общем зале да играть в кости по маленькой с другими наемниками.
Поговаривали, что Тыодир пытается выторговать пленников за меньшую цену.
– Что за скаредный ублюдок этот старик! – сказал Ре-нис однажды утром.
– Согласен вдвойне, – ответил Родри. – Впрочем, у него есть одно оправдание: война на носу, и деньги столь же ценны теперь, как люди!
– Да, так, наверно, это выглядит со стороны серебряных кинжалов!
В тоне капитана было столько холодного презрения, что Ираэн готов был тут же вызвать его на поединок, но Родри воспринял оскорбление равнодушно. Позже он заметил при Ираэне вскользь, что наемник, позволивший себе устроить ссору в отряде, рискует вылететь из него.
Однако вскоре и солдаты, и лорды убедились, что у Тьюдира были весомые причины оттягивать решение. Под вечер следующего дня в замок галопом примчался всадник с известием, что союзники Эрдира выступили против лорда Адри и держат его в осаде. Поскольку Эрдир должен был выступить немедленно, ему пришлось снизить свои требования, после чего Тьюдир наконец сдался, и они договорились об обмене.
Рано поутру Эрдир и Ольдас со своими дружинами сопроводили пленников на ничейную землю – старый каменный мост над глубокой и быстрой рекой.
На другом конце моста их поджидали Тьюдир – рыжая борода и хмурый вид, – с остатком своих людей и еще один лорд, с двадцатью пятью воинами. Герольды с обеих сторон въехали верхом на мост, встретились посередине и вступили в беседу, перемежаемую любезными поклонами. Мешок с деньгами перешел из рук в руки; герольд Эрдира придирчиво пересчитал монеты, потом отдал выкуп своему лорду.
Усмехнувшись, Эрдир спрятал мешок за пазуху и приказал своим людям отпустить пленников. Высоко вскинув голову, лорд Двин повел свои два десятка на ту сторону, где ждал его отец.
– Отлично, – сказал Ренис. – Вот теперь пойдет настоящая потеха!
Когда вернулись в замок, повозки уже были вытащены из сараев во двор, и вереницы слуг тянулись туда и обратно, словно муравьи, несущие добычу в муравейник, нагружая повозки зерном и прочей походной провизией. Наутро отряды должны были выйти на помощь тем, кто осаждал лорда Адри.
– У Комерра есть пара сотен людей, которых он мог послать для осады, – объяснил Родри Ираэну. – Да еще наших восемьдесят добавится. А вот у Адри, говорят, без малого сотня замкнута вместе с ним. Так что все будет зависеть от того, сколько смогут выставить Тьюдир и другие их союзники. Уверен, что Тьюдир будет теперь драться отчаянно. У старого скупердяя заноза в заднице…
– Ты видел, как герольд считал деньги? Спорим, это Эрдир приказал ему так сделать!
– Спорить не стану. Обычно герольды ведут себя гораздо
Родри еще долго говорил, но Ираэн уже его не слушал. Война приблизилась вплотную, и близость испытания заставляла юношу трепетать и покрываться холодным потом. Главная, никому не доверенная тайна Ираэна заключалась в том, что, хоть он и нанес поражение многим противникам на турнирах в Дан Дэверри, хоть королевские мастера клинка и провозглашали его наперебой лучшим из своих учеников, в настоящем бою ему еще не приходилось бывать за всю свою короткую жизнь. Живя в сердце королевства, где царил мир, он имел мало шансов добыть подобный опыт, если бы, конечно, смирился с участью балованного младшего отпрыска королевского рода. Но именно безопасность и роскошь его существования всегда казались ему позорными; это чувство выгнало его из дому, заставило искать воинской славы на большой дороге. И никогда он не подозревал, до самого этого часа в палатах лорда Эрдира, что на самом пороге этой славы испытает страх.
Да, в тот вечер ему казалось, что Предназначение шутит с ним. Эрдир должен был, естественно, оставить в замке какую-то охрану. Он выбрал нескольких солдат постарше и послабее, а потом велел остальным бросить кости и так определить остающихся. Ираэн проиграл. Когда он увидел, какое выпало число на костях, он сперва уставился на них, не желая верить, а потом разразился самой страшной руганью, какую только мог припомнить. Как это понимать? Неужели он обречен прозябать за безопасными стенами всю жизнь, как бы ни старался вырваться на простор? Тут он заметил, что и Эрдир, и Ренис смеются над ним.
– Никто не скажет, что тебе недостает рвения, солдат, – сказал Эрдир. – Но если я сделаю исключение для тебя, придется делать его и для других, а тогда какой смысл бросать жребий? Ты будешь охранять крепость!
– Я буду делать, что прикажешь, – сказал Ираэн, – но трудно мне поверить в такое невезение!
В южном Пирдоне озимые уже пошли в рост. Перистые ростки припорошили зеленью поля над рекой – первое, что увидела Даландра, оказавшись в землях людей. Судя по положению солнца и по скупым обрывкам знаний об этом крае, река текла, по-видимому, на север и терялась среди холмов. Даландра хорошо приготовилась к путешествию, Эвандар снабдил ее и дэверрийской одеждой, и хорошей лошадью, и всем необходимым снаряжением; все это соплеменники Эвандара добыли путем кражи понемножку отовсюду. Впрочем, он клятвенно пообещал все вернуть по местам, когда она справится с задачей, и это слегка облегчало бремя, лежавшее на ее совести. По просьбе Даландры ей придали внешность Джилл, так как других женщин Дэверри, странствующих в одиночку, она не видала.
Ведя за собой вьючного мула, нагруженного сухими зельями и снадобьями, она проезжала мимо крошечных усадеб, осененных осинами и тополями, уже выставившими напоказ набухшие почки. За глинобитными оградами отощавшие за зиму коровы, белые с рыжими ушами, пережевывали надоевшую солому, мечтая о будущих сочных лугах. На широкой излучине реки Даландре открылся городок – с полсотни круглых деревянных домишек, разбросанных вокруг открытой площадки; между домами росли зеленеющие тополя, а на околице, у каменного колодца, оживленно судачила стайка женщин, одетых в длинные синие платья, пришедших за водой. Пока ее еще не заметили, она спешилась и собралась с духом: неизвестно было, выдержат ли чары, наложенные Эвандаром, взгляд человеческих глаз? Она-то, оглядывая себя, видела обычное свое эльфийское тело, но Эвандар уверял, будто другие будут видеть пожилую седую женщину и больше ничего.