До дрожи
Шрифт:
— Прости, Алиса, что напугал, — глухо повторяет будто сам себе.
??????????????????????????— Не напугали, — бормочу.
Капелька крови бежит по пальцу. Наумов всё так же держит мою руку около своего лица, и…Вдруг наклоняется и быстро слизывает её.
От шока из меня вылетает сдавленный хрип.
— Бл… — тихо рычит Глеб себе под нос, тут же резко отбрасывая мою руку в сторону, будто это ядовитая змея, и делая два широких шага назад.
Смотрю на него во все глаза, глотая воздух ртом словно рыба, пока он смущенно взъерошивает короткий светлый ежик на затылке, наблюдая за мной исподлобья, и разводит руками.
— Алис, это… — хмыкает, качая головой, — Ты не думай ничего, я…
— Глеб Янович, я вас люблю! — выпаливаю на одном выдохе, не желая слушать его совершенно ненужные мне оправдания.
2. Алиса
Признание срывается с губ так легко, а вот оглушающую тишину после него пережить практически невозможно.
У Глеба Яновича натурально отвисает обожаемая мной челюсть, а прекрасные голубые глаза, вылезая из орбит, очень рискуют окраситься лопнувшими капиллярами.
Меня накрывает паникой и безбашенной решимостью одновременно.
Уже призналась — нечего терять!
Вырываю своё запястье из ослабевших пальцев Наумова и с прыжка кидаюсь ему на шею, крепко обняв и прижавшись губами к открытому рту. Сердце вылетает куда-то в горло. Жарко, нестерпимо жарко трясет. Я так оглушена собственными эмоциями, что почти не ощущаю вкуса его прохладных влажных губ, и, лишь самовольно добравшись до преподавательского языка, пропитываюсь нотками мужской слюны, горьковатой и немного кислой от хмеля. Вспотевшими ладонями глажу его шею, затылок, вжимаюсь всем телом в его, будто пытаюсь стать с Наумовым сиамскими близнецами. Вдавливаюсь в твердый мужской торс грудью, животом, бедрами…
И внутри будто мощный, ослепляющий фейерверк взрывается, когда ощущаю, как мне ниже пупка упирается вполне ощутимая, горячая даже сквозь слои ткани твёрдость.
О боже…! Это всё правда, да? Я ему так нравлюсь?!
Рвано стону, сильнее приклеиваясь к горьковатым мужским губам.
Колени подгибаются и совсем не держат…
Что оказывается совершенно не вовремя, потому как в следующую секунду я чуть не валюсь на пол на своих ослабевших ногах, когда Глеб Янович вдруг с силой меня отталкивает.
— Лютик, вы в своём уме? — выпаливает хрипло Наумов, отпрыгивая от меня на добрый метр и подчеркнуто называя по фамилии.
— Я…я… — не могу больше ничего сказать, так как подбородок начинает предательски дрожать, а на глазах набухают слёзы, когда вижу, как Глеб Янович старательно вытирает рот после моего поцелуя.
Это конечно странно смотрится в сочетании с его гордо натянутой ширинкой, но сейчас мне сложно анализировать, да и из-за слёзной пелены всё плывёт. Чувствую только его тяжелый взгляд исподлобья на себе, от которого вдоль позвоночника выступает холодный липкий пот.
Если бы была возможность провалиться сквозь землю — я бы сейчас с удовольствием воспользовалась.
— Простите…я… — хриплю, сгорая со стыда, — Но…
— Ничего страшного, но это не должно повториться, да? — уже спокойней говорит Глеб Янович, снова делая ко мне шаг.
— Но я правду сказала. Я вас люблю. Уже давно, — лепечу немеющими губами, — А за то, что поцеловала, простите. Мне показалось, вы тоже…
— Алиса, тебе показалось, — повторяет Наумов за мной вкрадчиво, снисходительно улыбнувшись одним уголком губ, — Ты хорошая девочка, но ты моя студентка, а я твой преподаватель. Только так. Ты понимаешь? — протягивает руку и ласково убирает прядку волос мне за ухо.
И в этом жесте столько отеческого и одновременно чего-то высокомерного, что меня подрывает.
Хорошая девочка только, да?!
— Понимаю, что у вас стоит, — смотрю Глебу прямо в глаза.
Улыбка застывает на его губах, зрачки расширяются, пальцы так и зависают в воздухе, легко касаясь моих волос. И будто постоянный ток течет от него ко мне и обратно сквозь это невесомое касание. Вокруг так плотнеет, наэлектризовываясь воздух, что почти невозможно его вдохнуть.
— Просто ты очень…очень красивая девочка, Алиса. Я думаю, ты это и без меня прекрасно знаешь, — медленно и тихо произносит Глеб, не разрывая наш зрительный контакт.
— Я хочу быть вашей девочкой, — беззвучно отвечаю, так как вслух такое выдать духу не хватает.
Но он всё равно понимает. Опускает взгляд на мои губы и будто подвисает, хмурясь.
— Ты ещё совсем ребенок, — говорит твердо, но я всё равно улавливаю нотку сожаления, от которой внутри всё лихорадочно дрожит.
Кладу руку ему на грудь, не сбрасывает. Ладонь ошпаривает сквозь ткань рубашки, в самый центр быстро и сильно стучит его сердце. Почти так же быстро, как у меня!
— Я вам нравлюсь, — шепчу с торжеством, поднимая на Наумова глаза.
— Ничего не будет, Алис, — качает головой.
— Будет, — улыбаюсь сквозь слёзы, — Я вас добьюсь.
Глеб как-то странно смотрит долгим взглядом. И резко отступает.
— Больше не пей, Лютик, а то с практики выгоню и неуд влеплю, — бросает через плечо своим обычным насмешливым тоном, оставляя меня на летней открытой кухне одну.
Провожаю его быстро исчезающую во мраке южной ночи фигуру мутным взглядом. Рвано громко всхлипываю, уже не сдерживаясь. Зажимаю рот рукой.
Боже, меня разрывает от противоречивых, таких сильный эмоций!
Я ему нравлюсь! Я это точно почувствовала! Как и то, что он уверен, что между нами ничего быть не может…
Но ведь чувства важнее, да?!
Я ему нравлюсь…Это всё меняет! Ну и что, что он старше?! Подумаешь, четырнадцать лет. Когда мне будет тридцать, ему будет сорок четыре — да это уже почти одинаковые люди!
Я смогу ему доказать…!
Кружу по кухне, то рвано всхлипывая, то тихо смеясь в попытке успокоиться. Не охота в таком виде появляться перед ребятами у костра.
Так, надеюсь, тушь не потекла? Подхожу к навесному рукомойнику с зеркалом в углу. Сюда свет одинокой лампы Ильича не достаёт, и приходится врубить фонарь на телефоне, чтобы получше себя рассмотреть.