До февраля
Шрифт:
Старуха вздрогнула и развернулась ко входу. Парень стоял в проеме приоткрытой двери, натягивая строительные перчатки, и разглядывал старуху из-под длинного козырька. Странно разглядывал, как будто ласково, – хотя понять выражение полускрытого лица было непросто.
– Сама разберусь, – отрезала старуха, стараясь не дрогнуть голосом. – Вам чего еще?
– Веревочку, говорю же. Эх, жаль, халат у вас без пояса.
Старуха, моргнув, сделала шаг к телефону. Парень обрадовался:
– О, точно. Телефон. Можно же провод взять.
Старуха, опешив, посмотрела на телефон и спросила с возмущенным изумлением:
– А как, интересно, я звонить буду?
– А никак, – пропел парень почти нежно. – Тебе и не надо больше.
Он захлопнул дверь ногой и стремительно шагнул к старухе.
Глава шестая
– Добрый вечер, – донесся мужской голос от двери.
Аня вздрогнула и едва не грохнулась с кресла, на котором так и стояла коленями. Облепленные грязным пластырем пальцы зашарили по рукописи будто в поисках защиты.
– Анна, простите, не хотел пугать, – поспешно сказал Паша. – Я Павел Шевяков из «First media», мы виделись давеча, вы еще помогли там с текстом…
Аня вгляделась в еле различимый силуэт, прерывисто выдохнула, вдохнула и ответила, злясь больше на себя, чем на визитера:
– Здрасьте. Я помню, конечно. Спасибо.
Она неловко завозилась, садясь, как принято в учреждениях, и вслепую ловя сапожки.
– За что спасибо-то? – удивился Паша, осторожно приближаясь к столу:
Аня смущенно пояснила:
– Без вас меня бы и не заметили.
– А. Да ну, ерунда. Вас бы по-любому заметили, там по одной строчке сразу всё видно. Не то что у меня.
– Павел, ну что вы такое говорите.
Паша, размашисто показав, что хватит, пожалуй, об этом, зацепился штанами за угол невидимого в темноте стула – микрошеренга выстроилась возле стены, лишив пространство возможности вольного маневра. Он чуть попятился и решительно сменил тему:
– У меня маленький вопрос, точнее, предложение по «Пламени».
Аня моргнула.
– С этим к Наташе лучше, наверное.
– А она как раз к вам сказала.
– Да? Ну, если недолго, а то поздно.
Услышав разговор в кабинетике Ани, Наташа остановилась у приоткрытой двери. Молодежь беседовала, не замечая ее. Вернее, вещал преимущественно Паулито, но Аня слушала увлеченно и перекладывала его гон не столь холодными, как надеялась Наташа, репликами.
– …Не-не, какая поэзия. И не проза. Лонгрид такой, без понтов, тру детектив, можно даже мини-сериалом как раз, про бандитов или еще кого, – излагал Паша с ловкостью и жаром, которых так не хватало его текстам. – Я же только сейчас копирайчу, так-то три года на криминале сидел, пока «Вечерка» не закрылась. Ну и сверху команда пошла про преступность особо не писать. Народу, говорят, это не надо.
– Тогда и «Пламени» не надо, наверно? – предположила Аня.
Наташа одобрительно кивнула. Паша не смутился:
– Про прошлое-то можно. Губер и мэр сменились, ментовское начальство тоже, у них же ротация. А следаки остались, рассказать могут всякое. Я поспрашиваю, если в принципе идея про лонгрид изжоги не вызывает. Ну или цикл можно сделать: самые знаменитые налеты, самые крупные хищения и так далее. Я бы как-нибудь повернул, чтобы не скучно.
Он посмотрел на Аню с плохо скрытой мольбой, так раздражавшей Наташу.
– Ну… – протянула Аня неуверенно. – Это интересно, наверное.
Наташа, раздраженно мотнув головой, ушла к лестнице.
Паша решил не отвлекаться на удаляющееся цокание. Надо ковать, пока горячо.
– Очень, – заверил он. – Я-то мелочевку в основном писал: бытовуха, массовая драка, вице-мэра арестовали и так далее. Но жесть тоже попадалась. Нормально покопаться – на цикл хватит, «Декстер» типа или Харри Холе.
Аня оживилась:
– О. Я как раз вроде этого читаю, из архива «Пламени», рукопись про маньяка. Если на очерк наберете, можно рядом с ним этот роман дать, хотя бы фрагментами. Крипово получится, жизнь круче вымысла и наоборот.
– Кстати, – одобрил Паша. – Вымысел-то огневой?
– Начало жесть, не оторваться, потом хуже. А стиль вообще…
Аня передернула плечами, открыла страницу, заложенную полоской бумаги, и с выражением прочитала:
– «И строгость его воли, сбросив с плеч много лет копившуюся тяжесть грез и несбывшихся снов, выскребла наконец постоянно ноющую язву в душе и, незримой искрой пробежав по проводу, пересекла» – именно «пересекла» – «ток ее дыхания». Такоэ. И запятые наугад все, естественно.
Пока она читала, Паша сперва улыбался, потом принялся хохотать, чем дальше, тем громче, покачиваясь на слабеющих ногах.
– Повествование как бы от лица убийцы, – объяснила Аня, едва удерживая смех. – Серийного. Причем «Алиэкспресс» этот кринжит страницы с двадцатой, а начало спокойное. Пугающее так… всерьез.
Паша продышался и сказал, вытирая слёзы и заболевшие щёки:
– Чума. Но жаль, что только начало знойное, я бы про серийника на нашем материале почитал. И жаль, что у нас такого материала не было.
– Думаете, жаль? – уточнила Аня с удивившей ее саму игривостью.
Паша смутился:
– В смысле, писать особо не о чем. Ну, вы поняли.
Человек, стоявший за голым деревом через дорогу от входа в издательство, проводил взглядом Наташу, еще раз обежал взглядом темный фасад, вынул телефон, скопировал номер со страницы журнала «Пламя» в соцсети, нажал иконку вызова и поднес трубку к уху.
Глава седьмая
Петр Карпович отложил журнал со сканвордом и неодобрительно уставился на телефон. Телефон был зеленым, древним и подмотанным такой же древней красной изолентой – наверное, еще праправахтером, работавшим в издательстве в куда более славные, но всё равно не слишком богатые времена.