Шрифт:
Пролог. Обещал быть прекрасным
Наташа вышла из парикмахерской и покачнулась от удара солнца по глазам.
Солнце полыхало в половину неба. Ветерок прохладно гладил щёки. Пахло летом, счастьем и перспективами.
Наташа полюбовалась прической в отражении витрины, а заодно скользнула взглядом по безупречному, почти деловому и очень сексуальному летнему костюму, торжествующе улыбнулась и зацокала в сторону супермаркета. Первый шаг на пути покорения мужского сердца, так сказать. Выпью сегодня, подумала Наташа храбро. Может, оттого всё до сих пор и
Главное – не торопиться, как и положено солидной женщине и ответственному руководителю. Впрочем, торопиться на таких каблуках и в такой юбке было невозможно. Всё будет медленно и торжественно, подумала Наташа и прыснула. Щёки горели, а в животе, наоборот, клубилась сладкая прохлада.
Как дурочка молодая, подумала Наташа и поежилась от удовольствия и предвкушения.
День обещал быть прекрасным.
Хороший какой день, подумала Алла Михайловна. И долгий еще – до вечера успею со всем этим ужасом справиться.
Помидоры, фенхель и лук заняли весь стол, будто тактическая схема из кино про Чапаева. Чеснок, кулечки с шафраном и горошинами перца держались обозом, и отдельным лесом для засадного полка выглядела гряда тимьяна, петрушки и прочей зелени. А если не получится, подумала Алла Михайловна уныло. Вы подумайте, суп на ужин, да еще с анисовой водкой.
Солнце ловко разложило стол, кухню и мир по цветам, ярким и теплым. Помидоры перемигивались бликами с бутылками масла и болгарской мастики, зелень и приправы играли искрами, и даже куриная тушка будто приободрилась и расставила пухлые ножки с запоздалой жовиальностью.
Ну и ладно, решила Алла Михайловна, поколебавшись в последний раз. Горячее не бывает ни сырым, ни несъедобным. Андрейка скажет, что мамочка вместо каши из топора придумала суп из веника. Наташа ответит: «Шарик, ты буйабес», или что-нибудь в этом роде, и может раскапризничаться из-за водки в бульоне, но ножку всяко погрызет. Андрейка же слопает всё, что дадут, особенно если махнет остатки мастики.
Лишь бы приехали. Во внезапные шеф-поварские намерения Алла Михайловна детей не посвятила. Сюрприз будет. У Наташи в среду вечер обычно свободный, они номер накануне сдают. Андрейка тоже найдет, если захочет, способ заскочить к матери на часок. Если надо, я его майору – или кто там его начальник? – позвоню, чтобы не мучил ребенка. А пока кофе поставлю, авансом за смелость. С помидорами разберусь – и хряпну.
Ну, с богом.
Телефон заверещал – как положено, в самый неподходящий момент, когда Алла Михайловна снимала шкурку с третьего помидора. Она вздрогнула и чуть не стрельнула скользким томатом в стену – очень этот след украсил бы свежую бежевую краску.
Не вставая, Алла Михайловна перетерпела несколько трелей: надеялась, что звонящий окажется не слишком настырным. Наверняка резвился неизвестный олух, что взялся отвлекать ее дважды в день глупой тишиной в трубке.
Поняв, что телефон умолкать не собирается, она метнула грозный взгляд на кофейную турку, помалкивавшую пока на малом огне, сердито отложила раздетый помидор, едва не сунувшись пальцами в кастрюльку
– Алло, – сказала она, торопливо подхватив трубку красного телефона, установленного на полочке в прихожей. – Я слуш… Да что такое второй день!
Алла Михайловна звучно вернула трубку на рычаги и, сердито глядя на нее, сказала:
– Андрейку на вас напущу, паразиты мелкие… Пожалеете!
Подумав, она снова подняла трубку, прижала ее к уху плечом, раскрыла на заложенной странице лежавшую рядом с телефоном ветхую записную книжку и, щурясь, принялась жать на поющие кнопки. Свет дотягивался до прихожей неубедительной кисеей.
Даже стой Алла Михайловна возле самого окна, вряд ли она всмотрелась бы в загороженный ветками выезд со двора и таксофон, торчащий в тени дома мрачновато-красной чагой. И уж точно Алла Михайловна не нашла бы ничего интересного в невзрачном парне, лицо которого скрывали капюшон черного балахона и длинный темный козырек. Совсем неуместными были перчатки парня – белые строительные.
Заметить их было некому. Парень надавил первую кнопку, лишь дождавшись, пока пара мамочек соберет урожай отпрысков, возившихся в песочнице, и разойдется по подъездам, видимо, обедать.
Повесив трубку, он убрал бумажку с телефоном в карман, поправил капюшон и, не покидая тени дома и тополей, неторопливо направился к подъезду Аллы Михайловны.
Звонок застал Наташу на выходе из «Всех вкусов». Она выставила один из огромных пакетов перед собой, заставляя посторониться юную пару, и велела:
– Так, молодежь, не ломимся, пропускаем.
Девица замешкалась, пришлось зацепить ее пакетом потяжелее, с бутылками, и для верности пристукнуть веским взглядом, чтобы не вякала. Та и не вякнула – вцепилась в локоть ухажеру и торопливо увлекла его в магазин. Это правильно, подумала Наташа мимоходом, красота – страшная сила, в ней сидит умножение на массу.
Избочившись и разнообразно меняя занятые пакетами пальцы, Наташа принялась выковыривать из сумки надрывающийся телефон. Телефон придавливали баночки с мягким сыром и паштетами. Перекладывать их в пакеты под томное блеяние Азнавура, стоящего на мамином звонке, было даже забавно. Прохожим, которые с трудом избегали столкновения с Наташей и пакетами, забавно не было.
Наташа неловко выдернула телефон, раскрыла и прижала к плечу, в последний момент вспомнив вот так повести головой, чтобы не помять прическу, и зашагала под разговор.
– Да, мамуль, привет! Нормалек всё. Как сегодня? Нет, сегодня я не могу, у меня…
Она покосилась на выглядывающее из пакета горлышко винной бутылки, улыбнулась и поправила плечом телефон.
– Собрание у нас, мамуль. Я же говорила, нас с «Вечеркой» объединяют. Да нет, там всё как договаривались, меня в замредакторы, Мотылев подтвердил. Спасибо. Но сегодня никак. Завтра… нет, в пятницу – обязательно. Еда у тебя есть еще?
На том – а впрочем, единственном – конце провода Алла Михайловна ответила, пытаясь сердито хмуриться поверх довольной улыбки: