До февраля
Шрифт:
Под мышкой Баженов держал папочку, а в руке – чашку на блюдце.
– Здравствуйте, Георгий Никитич, – сказал он, осторожно подавая кофе Салтыкову. – Это вам, упреждаем желания.
Салтыков, хмыкнув, приподнялся, принял и поставил на стол кофе, пожал Баженову руку и отхлебнул из чашки.
– Орел, – отметил он. – И как раз вовремя. Борис Петрович сейчас за культуру допрашивать будет. Давай в темпе, что там с журналом? Успеваешь?
– Как и обещал, готовы, – отрапортовал Баженов, выставив папку на случай, если Салтыков решит проверить цифры. – Вообще без бюджетных вливаний. Открываем приветствием шефа.
Салтыков глотнул еще разок и сказал:
– Шефа – ту мач. Сам выступи.
Баженов поднял было бровь, но тут же поспешно кивнул. Салтыков кивнул в ответ и продолжил:
– И насчет «без бюджетных» не горячись, нам тоже интересно культурке порадеть. Главное – подборка Чернавина и тираж до февраля. Вручим Борису Петровичу журнал с дядюшкой – считай, шеф переутвержден.
Баженов показал, что понял. Салтыков, допивая кофе, кивнул на папку.
– KPI там какой, тыща в бумаге и три – уников?
– Так точно, – подтвердил Баженов, поспешно открывая нужную страницу.
Салтыков, изучив ее, кивнул, откинулся на спинку кресла и благожелательно добавил:
– И про весь холдинг подумаем. Что там у тебя из живого?
– Храню, как велели: печать, реклама, сайт. «Вечерку» по первому сигналу оживим.
– Ой не… Выборы точно без газет пройти надо, а там будем посмотреть. Главное – «Пламя» до февраля, добро?
Баженов кивнул и встал по стойке «смирно для гражданских». Салтыков крепко, с хлопком, пожал ему руку.
– Не задерживаю. Подавайся на тендер, копейку забросим, к лету KPI сделаете – отдельной строкой заведем. Держи в курсе. Счастливо.
Он зевнул вслед Баженову, встряхнулся и внес в тезисы доклада пункт про хранение богатых культурных традиций на примере возрождения областного литературно-художественного журнала «Пламя», из которого в свое время шагнул в большую литературу великий классик и гордость как советской литературы, так и Сарасовской области Анатолий Чернавин. Менее известный – и этого уже Салтыков, конечно, не скажет, – как любимый дядюшка замглавы администрации президента Бориса Варчука.
Глава четвертая
Печатать, держа ноутбук на коленях, неудобно. Но стол Наташа протереть так и не собралась, а без этого касаться побитой и растрескавшейся лакировки просто опасно: можно поцарапаться, поймать занозу или подцепить какую-нибудь заразу, с тучных времен заждавшуюся шанса распространиться.
Это крыло третьего этажа пустовало лет десять. Его, насколько помнила Наташа, пробовали сдавать после закрытия «Пламени», но арендаторы сбегали, не вытерпев даже пробного срока. Потом издательство вместе со зданием несколько раз переходило к новым владельцам, всё более бестолковым и не имеющим представления о СМИ и полиграфии, так что запустение распространилось и на другие этажи. Потом совместный налет налоговиков и пожарной инспекции разогнал уже и владельцев. Потом издательство досталось Баженову, который немедленно заявил не наполеоновские даже, а македонские, с обеих рук и на ходу, планы. Потом случилась пандемия с официальными и неофициальными локдаунами. А теперь вот планы Баженова резко, что называется, претворялись в жизнь – Наташиными в основном усилиями. Почему именно ее и как так получилось, Наташа не понимала до сих пор. И даже радоваться особо не могла.
Впрочем, радоваться по-настоящему – она давно не могла. Четырнадцать с половиной лет, если точно.
Наташа поежилась от шороха, качнулась в драном кресле, выволоченном из-за стола, вздохнула и приступила к последней странице. Профессионализм не пропьешь. Радости нет, кругом болваны, а на дворе мерзкий ноябрь, но ручки и голова дело помнят – и умеют успевать к дедлайну даже с самыми мутными, политесными и раскланивающимися во все нужные стороны текстами.
Дверь стукнули и тут же распахнули. Наташа попыталась встать. Баженов, весь из себя блестящий и красивый, показал, что не надо.
– Здрасьте, Сан Юрьич.
Баженов сообщил, не размениваясь на приветствия:
– Поздравляю, Наташ. Проект утвердили, деньги дают. Главное, чтобы первый номер вышел до февраля.
– Марта, – поправила Наташа.
– До февраля, Наташ. Губер в первую неделю февраля у Бориса Петровича на ковре, по продлению полномочий всё решается. Он должен показать журнал с подборкой. Показать, как мы его дядюшку любим и помним. Потом, сама понимаешь, смысла уже нет.
Наташа поскучнела. Баженов напористо продолжил:
– Но чтобы всё по-взрослому: тираж, движ в сетях, подъем литературной жизни. Сможешь?
Наташа, мотнув головой, заговорила:
– Сан Юрьич, у меня ни людей, ни денег, я из своих за SMM…
– Сказал же, деньги будут. Сможешь?
Баженов смотрел в упор.
Наташа неохотно кивнула.
Баженов очень серьезно сказал:
– Ес-с. Да, обращение губера не нужно.
Наташа откинулась на спинку кресла, почти не обратив внимания на угрожающую раскачку, и молча уставилась на Баженова. Тот не смутился:
– Что смотришь? В мое переделаешь. Там готово уже?
Наташа отмотала текст к началу и повернула к Баженову экран ноутбука. Баженов подошел и, не нагибаясь и не вынимая рук из карманов кашемирового пальто, пробежал глазами по строчкам. Наташа аккуратно перелистывала, но Баженов, конечно, дочитывать не стал. Мыкнул, кивнул и заявил:
– Гораздо лучше.
Наташа еле заметно поморщилась. Баженов продолжил, скептически оглядывая кабинет:
– Докрути, под меня заточи. И не затягивай.
Наташа захлопнула ноутбук и застыла, пялясь в потертую крышку.
– Наташ, если не ты, то кто? Не я же.
Баженов улыбнулся, пристально глядя на Наташу. Та не двигалась. Баженов, скрутив раздражение, сообщил:
– Ты спец высшего уровня. Уже не областного, а, считай, федерального. Это если «Пламя» взлетит. В Москве уже знают про наши планы и, как это, всячески приветствуют. И не последний человек в Москве знает, а который губеров сажает. Во всех смыслах. Так что журнал – только начало. Тут для всего холдинга перспективы широчайшие, а для тебя – особенно. Это что такое?