До и после конца света
Шрифт:
– Надеюсь, ты хорошо помнишь номер, в котором мы жили?
Зря она взяла тон следователя или даже прокурора, Никита окончательно замкнулся. Мельком взглянув на нее как на малознакомую женщину, которая нисколько его не интересует, чему-то усмехнулся, снова опустил глаза на фото и коротко ответил:
– Помню.
– И мой халат узнаешь?
– И твой халат.
– Значит, эти фотографии…
– Сделали в то же время, когда мы с тобой там жили.
– Ты каждый месяц высылал ей деньги, у нее стопка извещений…
Никаких вчерашних сотрясений воздуха руками, воплей,
– Больше ничего не хочешь мне сказать?
– Больше нечего сказать тебе.
– Значит, это правда, у тебя с ней было… – Алика сглотнула слезы, а губы все равно дрожали, как и подбородок. – Было одновременно со мной…
– У меня с ней ничего не было, но ты этого не услышишь, судя по чемоданам, в которые уложила все свои вещи.
– Хочешь, чтоб я верила словам?
– Не словам, а мне.
– А ты бы поверил мне, получив это? – раздраженно указала она подбородком на фотографии в его руке.
– Не знаю, – честно признался Никита.
Его пассивность жутко расстроила, не той реакции ждала Алика, не так должен был повернуться сюжет, в который обязан внести поправки Никита. А он не вносил. Ему как будто по барабану, что у ног Алики стоят чемоданы, что через четыре дня должно состояться торжество, приглашено много народу.
Наверное, если б Ляля была сейчас свидетелем этой сцены, она могла б сказать Алике: «Где логика? Доказательства подлости налицо? Решение принято? Оставь компромат на столе и уйди, когда Никиты нет дома».
Алика так и собиралась поступить, но по дороге от Ляли ее решимость несколько пошатнулась. Она очутилась перед нелегкой дилеммой: расстроить свадьбу, расстаться с Никитой – по силам ли это ей? Полтора года безумного счастья, полгода прожито в согласии и любви, когда они были вместе каждый день, стремились друг к другу. И вдруг одним махом на всем поставить крест? Нет, Никита обязан что-то сделать, как-то переубедить, да хоть упасть на колени и молить остаться, она с трудом, но согласится. Алика мысленно проиграла несколько вариантов, заканчивались они позитивно, а он неожиданно предложил свой, точнее, ничего не предложил. Сейчас она встанет и уйдет, неужели Никита не сделает ни одной попытки остановить ее?
– Вот видишь… Ты не поверил бы, а хочешь, чтоб я…
– Ты собралась уходить? – вдруг вяло бросил он. – Так уходи. К чему эта бессмыслица: а я – а ты, верю – не верю, было – не было? К чему? Тебе все ясно, раз чемоданы собраны, чего же ты от меня ждешь?
– Ничего, – тихо вымолвила Алика, поднялась, взяла чемоданы и, поскольку Никита стоял на пути, обошла его – он не остановил, остановилась она у выхода из гостиной. – У тебя есть единственный способ вернуть меня: сделать генетический анализ, если он покажет, что отец не ты…
Никита, стоя к ней спиной, резко прервал ее:
– Алика, если ты сейчас уйдешь, то навсегда.
Ого, Никита условия ставит! Не она, а он! Чемоданы в руках, выпад сделан, что же теперь, самой отнести их в спальню и распаковать, после готовить ужин как ни в чем не бывало? Нет, остаться при таком раскладе – это дать ему в руки оружие, Никита поймет, что Алика дорожит им, всегда простит его, значит, в будущем ее ждут измены, ложь, унижения.
Алика ушла. В лифте из ее глаз вылились потоки слез то ли раскаяния, то ли отчаяния, скорее то и другое вместе плюс горькая обида. М-да, подкачала женская логика, которую не просчитал Никита, а может, не задавался такой целью, поэтому ей осталось уйти.
Как только дверь за Аликой захлопнулась, Никита кинул фото на стол, взял сигарету, но не прикурил, уставившись на букет нежно-кремовых роз, который отражался на зеркальной полировке. Так и не закурив, он подхватил букет, отнес на кухню и выкинул в мусорное ведро. На этом он поставил точку. После забрал фотографии вместе с письмами, которые оставила Алика, и вышел из квартиры.
– Где она? – не поздоровавшись, зло спросил Никита, едва мама открыла дверь.
– В твоей комна… – на полуслове Альбина Павловна осеклась, так как сын, отстранив ее, направился в комнату, где все осталось, как было при нем. Она побежала за сыном, шепотом предупредив: – Никитушка, папа дома…
– Тем лучше, – буркнул он, взявшись за ручку. – Можете оба присутствовать, мне нечего скрывать.
Яна поила малыша водой из бутылочки. Когда Никита появился в комнате, она непроизвольно встала с кровати и попятилась, испуганно распахнув кроткие глазенки – наивные, да что там, святые. Несколько секунд Никита боролся с искушением врезать негодяйке, по стенке ее размазать, как паштет по тосту, после с громадным удовольствием вытащить за волосы на лестничную клетку и спустить с лестницы. Спиной он почувствовал, да и услышал, что сзади появилась тяжелая артиллерия – папа с мамой, но пока они не вмешивались, повода не дал сын. Никита поднял фотографии, зажатые в руке, и сквозь стиснутые зубы процедил Яне:
– Здорово подготовилась, на «пять с плюсом». Ты что же, пасла меня больше года?
– Не понимаю, о чем ты… – проблеяла Яна.
– Не понимает она! – хмыкнул Никита. – С кем-то переспала, но не со мной – это тебе лучше меня известно, а ребенка придумала мне подкинуть? Что тебе надо от меня? – начал наступать он. – Чего ты хочешь? Кто ты? Откуда взялась?
Младенцы чувствительны, необязательно говорить на повышенных тонах, на них действует сама атмосфера, а она предельно накалилась. Мальчик вдруг закатился от рева, широко открыв рот, и вот тут-то раздался трубный глас папы:
– Никита, прекрати! Ты испугал ребенка.
– Прекратить?! – взбеленился Никита, обернувшись. – Ну нет, папа. Она уже отравила мне жизнь, а ты – прекратить? Эта молоденькая гадюка лжет, но я обещаю: она получит свое. – Он круто развернулся, отчего Яна вздрогнула. – Боишься? Правильно, бойся, тебя еще не то ждет. Начнем прямо с завтрашнего дня. Экспертиза установит, что эти фотографии – липа.
– Липа? – якобы не поняла Яна, о чем он говорит.
– Не знаешь значения слова «липа»? – зло рявкнул Никита. – Но мошенничать научилась. Это, – поднял он стопку, – фотомонтаж.