До и после конца света
Шрифт:
– Посмотрим, – процедила Панина и ушла с Яной.
Во время стычки Никита впал в какой-то транс, отчего язык у него онемел. Только когда сели в машину, он, тряхнув головой, словно сбрасывал с себя прошлогоднюю листву, выговорил:
– Ты что несла? Зачем мне ее ребенок?
– Скажу, но выслушай меня до конца, а то у тебя одни эмоции. Во-первых, тебе не придется тянуть лямку до совершеннолетия мальчика. Во-вторых, Яна не получит от тебя ни копейки, думаю, у нее была цель восемнадцать лет, ничего не делая, прожить безбедно. Или ты согласен
– Но я не могу смириться с этим ребенком. Если б я хоть раз с ней переспал, может, и принял бы свою участь, потому что знал бы: да, было.
– Никто тебя не заставляет. Твои родители жаждут воспитывать внука? А он их внук и твой… – слово «сын» застряло на языке, – как ни выкручивайся, поэтому судья не взял в расчет наши доказательства. Пусть им и занимаются дедушка с бабушкой, а там, глядишь, ты смиришься с мальчиком.
Никита был просто ошарашен новым поворотом, конечно, не осознал преимущества предложенного выхода. Тронув авто с места, минут десять он вел машину в молчании, прокручивая в голове заседание, стычку на пороге суда, убедительные слова Серафимы. А ведь досадить Яне – святое дело, лишь бы не содержать ее полжизни, чего она добивается.
– Ну, ты сильна, – высказал он восхищение, правда, уныло. – Но зачем поставила их в известность о планах? Я имею в виду, зачем рассказала про встречный иск?
– Наконец пришел в себя и соображаешь. Я намеренно это сделала, Никита, хочу посмотреть, что предпримет Яна. Уж больно необычен способ, которым она взяла тебя за горло. И не забывай: кто-то в твоей фирме заинтересован во всей этой истории.
Никита привез ее к адвокатскому офису, когда она выходила, задержал Серафиму, схватив за руку, и вложил конверт со словами:
– Держи, это твой гонорар.
Она заглянула в конверт, выпятила губу:
– Баксы?! По-моему, здесь очень много… Проверь.
– Ты молодец, – отстранил он ее руку с конвертом. – Заслуживаешь. Ну, пока? Погоди! Давай завтра поужинаем и отметим… успешное, несмотря ни на что, сотрудничество?
– Давай, – улыбнулась она.
Ужин не состоялся, события развернулись таким образом, что планы резко изменились.
ГЛАВА 11
– Говори, говори с ними, – требовал он, ринувшись к балкону, который никогда не закрывал. – И одевайся. Быстро!
– Я вызываю милицию! – крикнула она.
– Мы и есть милиция, – отозвался Тороков, переставший биться в запертую дверь. – Серафима, откройте!
– Вы напали на меня! Вы угрожали пистолетами!
В то же время Никита обследовал балкон и место под ним, оценил расстояние. Вернувшись в номер, схватил куртку и натянул ее, после подтолкнул к балкону Серафиму, зашептав:
– Спрыгнешь с балкона, там невысоко.
– А ты?
– Я за тобой. Но меня не жди, убегай на квартиру.
– Кораблев с вами? – раздался голос за
– Заговаривает тебе зубы, – сказал Никита. – И ты болтай с ним.
Легко сказать: болтай! Чай, не светский раут, голова не варит, нужные слова не находятся при чудовищной панике.
– Кораблева здесь нет, он уехал! – крикнула она, прихватывая сумку. – Если вы из милиции, почему мне угрожали пистолетами, как преступнице?
– Чтоб вы сговорчивее были. Признаю, это была моя ошибка, откройте по-хорошему.
А они уже выскочили на балкон, Никита помог Серафиме перелезть, наставляя:
– Присядешь и возьмешься за прутья, потом соскальзывай вниз, как повиснешь, разжимай руки – приземлишься мягко. Ну! Только не вздумай пищать, кричать!
– Серафима! – звал ее Тороков. – Не глупите, вы же адвокат!
Она была готова, но Никита задержал ее, пригрозив:
– Имей в виду, я не спрыгну, пока не увижу, что ты убегаешь. Сумку заберу сам. Давай!
– Серафима! – громче позвал ее Тороков.
Она, стиснув зубы, чтоб нечаянно не вскрикнуть, соскальзывала вниз. Приземлилась не совсем удачно, упала, но в состоянии паники боль не чувствуется. Следом Никита сбросил сумку, к счастью, легкую, и перебрался на внешнюю сторону балкона. Серафима убегала, оглядываясь, он пригрозил ей кулаком – подействовало, она припустила со всех ног, уже без оглядки. Никита спрыгнул, взял сумку и побежал в другую сторону, а, удалившись на безопасное расстояние, как ему казалось, перешел на спокойный шаг. Тяжело дался побег, в глазах то темнело, то светлело, улица расплывалась, сердце с перебоями работало, чего с ним не случалось, но торжество сильнее этих мелких неудобств, внутри раздавалась музыка победы.
Никита достал из кармашка сумки платок, повязал им голову, оттуда же выудил очки и водрузил их на нос. Да, непогода, ну и что? Очки зрению не помешают, лицо замаскируют, никого не насторожат, потому что не редкость и в это время года. Разнокалиберные очки здесь увидишь на лбу, шее, в руке, они выглядывают из карманов курток, висят на рюкзаках, болтаются на груди, свешиваясь с цепочек или шнурков. Нельзя лишь терять бдительность. Он шел, пробегая зорким взглядом по встречающимся лицам и фигурам, иногда приостанавливался и, прикуривая, осматривался…
Тороков стоял, подняв вверх руку и упираясь ею в стену, голову опустил. Вторую руку поставил на пояс, ногой лениво ударял в плинтус. Психовал, поэтому сопел. Наконец раздался топот, прибежали два охранника с Ивченко. Ключ не влез в замочную скважину, охранник пояснил:
– Заперто изнутри, а ключ в замке.
– Отлично, – в сердцах взмахнул руками Тороков, оторвавшись от стены. – Чего вылупились? Ломайте замок.
– Тебе надо, ты и ломай, – отступил охранник.
– Ага, – поддержал второй, – нас потом с работы попрут, еще за ущерб платить заставят. Вы уж сами…