До и после конца света
Шрифт:
– Ты убедишь ее, у тебя дар…
Никита обнял ее за плечи, и Сима в очередной раз чуть не растаяла, но вдруг раздался приглушенный и короткий мужской крик. Несколько мгновений оба прислушивались, замерев, но крик не повторился, только неотчетливо раздавались хрипение, удары, возня.
– Это во дворике, – дошло до Никиты. – Гримаса должен был идти за нами следом…
– Никита!
Серафима попыталась удержать его, когда он рванул назад, она и ахнуть не успела, а Никита забежал за угол. Девушка всплеснула руками, прошлась туда-сюда, а стоило ей представить,
Попав во двор, Серафима в растерянности стала как вкопанная, не понимая, кто где и к кому бросаться на помощь. На освещение задних дворов люди особо не тратятся, а зря. Свет падал жуткий, тусклый и все равно бил по глазам, но она видела потасовку. Одни силуэты… переплетались, падали…
– Не меня, дурак! – прорычал некто, но не Никита. – Его! Его хватай…
– А… а… а… – Это был стон, жалобный и протяжный.
– Прекратите… – сказала Серафима строго, правда, тихо, ее и не услышали. Но если так дальше пойдет, то живых не останется. – Я милицию вызову… уже… вызываю…
Вдруг один отлетел и упал на ящики, потом второй отлетел в противоположную сторону и шмякнулся на землю, а тот, кто остался стоять, кинулся к Серафиме. Она присматривалась, кто к ней бежит, но так и не поняла, потому что свет падал сзади. Вдруг человек налетел на нее, схватил за плечи и отшвырнул.
Серафима оторвалась от земли, пару секунд находилась в свободном полете, затем грохнулась. И как-то очень неудачно. Одна рука провалилась между картонными коробками, по лицу проехалось нечто шершавое, вторую руку угораздило попасть между ящиками с бутылками, бедра ударились о что-то твердое, еще и сверху упал какой-то мешок. Но больше всего не повезло правой ноге, она застряла между какими-то железками и под тяжестью тела вывернулась, если вообще не сломалась – боль была просто адская. От ужаса и боли Серафима стиснула зубы и молчала.
– А… а… – стонал Гримаса, лежа на спине, раскинув ноги и руки.
Ивченко поднялся первым, отряхнулся, кинулся к стонущему, наклонился:
– Живой, дурик?
– Немножко нет, – простонал Гримаса. – Что это было?
– А ты не помнишь?
К этому времени и Никита пришел в себя, потряс головой, приводя ее в норму, после тоже подошел к Гримасе, спросив Ивченко:
– Что тут произошло?
– Да вот, – кивнул тот на массовика, – душили его.
– А мы перед этим с ним поговорили, слышим – крик, я кинулся назад, сразу понял, что это Гримаса.
Начали помогать массовику встать на ноги, внезапно Никита бросил его (бедняга снова упал), вспомнив о Серафиме:
– Сима… Сима!.. – Побежал к выходу, не на шутку перепугавшись, она ведь не отвечала. – Сима! Черт, куда ты делась? Серафима!..
– Я… где-то тут… упала… – раздалось кряхтение.
Никита кинулся на звук ее голоса, да сам едва не распластался. Он отбрасывал коробки, подключился Ивченко, полузадушенный Гримаса стоял, опершись о стену.
– Откуда здесь эта свалка? – пыхтел Никита.
– Она всегда здесь была, – простонал
– Сима! – Никита увидел ее, схватил, но она ойкнула. – Что такое?
– Болит… Ногу вытащи… застряла…
Никита ощупал ногу, высвободил, а вторая, причинявшая боль, действительно застряла между какими-то прутьями.
– Это решетка для камина, – просветил Ивченко, помогая освободить Серафиму. – Умудрилась же ты залезть в эти прутья. Надо снять кроссовку.
Никита расшнуровал, а когда снимал кроссовку, Серафима стонала и кусала губы, конечно, ногу вытащили, но она на глазах распухала.
– Давай отнесем ее в травмпункт? – предложил Ивченко.
– У меня машина… – проблеял благодарный Гримаса.
Никита взял Серафиму на руки, девушка, обхватив его шею, зашептала ему на ухо, перемежая слова стонами:
– В травмпункт нельзя. Там записывают данные, выясняют происхождение травм, а у нас драка, и сообщают милиции.
– Мы домой поедем, – сказал Никита громко. – Я ее вылечу.
– Я провожу вас, – вызвался Ивченко.
Однако Гримаса был совсем плох, от страха или шока – никто не сказал бы, главное, не от того, что его душили. Вопрос упирался в колеса, Ивченко предложил доехать до его машины, пересесть, а травмированный сам потихоньку, полегоньку… Правда, предупредил его, чтоб из дома, – Гримаса имел квартиру в поселке, – ни ногой, а то второй раз некому будет спасти его.
Заехали в аптеку и купили наугад йод, марлевый и эластичный бинты, вату, болеутоляющее, со своей стороны фармацевт посоветовала медикаменты, набралось – хоть аптеку открывай. Ехать осталось недолго, в машине Никита с заднего сиденья поинтересовался у Ивченко:
– А ты как во дворе очутился?
– Следил за тем мужиком, который совершил разбойное нападение на Гримасу. Нечаянно я оказался в курсе его планов.
– Следил? Зачем он тебе?
Настала пора подготовить беглецов к сюрпризу, правда, подготовка не совсем удалась:
– Так я из милиции.
– Мент?! – в унисон вырвалось у Серафимы и Никиты.
– Останови машину, мы приехали, – потребовала она.
– Да ладно, сидите, адрес-то мне уже сказали, – хихикал Ивченко, все больше настораживая беглецов. – Я ведь и вас знаю – вы Кораблев и Усольцева, вас ищет милиция, подозревают в убийстве Бабаковой Катерины Андреевны.
– То-то я никак не могла вспомнить, где видела эту наглую рожу, – процедила Серафима, Никита ее толкнул, мол, тише ты, а то наглая рожа озвереет. А ей терять уже было нечего: – То-то у него сленг типично ментовский…
Никита закрыл ей рот ладонью, раз не понимает намеков, а у Ивченко спросил:
– Значит, везешь нас в милицию?
– Нет. Я знаю, что не вы убили старуху.
– Знаешь? С нас сняли обвинение, или как там у вас?..
– Нет. Убил старуху тот, кто душил Гримасу. И еще один тип, я подслушал их разговор, пошел за Гримасой, встретил вас. Не бойтесь, не сдам. Мой начальник тоже вычислил, что не вы расправились со старухой, но у него есть правило: думать, как думает вышестоящее начальство.