До и после Победы. Книга 1. Начало.
Шрифт:
И улучшения нашего нового двигателя продолжались. Теплотехники поигрались с формой каналов выпускных коллекторов, и прибавили почти десять лошадей только за счет более интенсивного отвода выхлопных газов - переменные сечения работали как сопла реактивных двигателей, заодно и подсасывали холодный воздух, который охлаждал горячие газы и соответствено уменьшал их объем. Одновременно снижался и звук выхлопа - двигатель стал тише. За счет этого противодавление в выхлопной ситсеме снизилось и цилиндры стали лучше и быстрее прочищаться - свежий воздух встречал меньше сопротивления и полнее заполнял цилиндры. За счет этго повысилась и экономичность - где-то процентов на десять. Но еще больше мощность и экономичность повысилась, когда ввели нагнетатель воздуха. Он работал на выхлопных газах, уже довольно охлажденных подсасываемым воздухом, поэтому турбинка не требовала трудоемкого изготовления из жаропрочных сталей, которые сложно варить. Мощность повысилась сразу на пятьдесят лошадиных сил, при экономии топлива еще почти в пять процентов.
В итоге к маю у нас был двигатель тяжелее прародителя где-то на сто килограммов, но мощнее на девяносто пять лошадиных сил и заметно экономичнее - его расход был 120 грамм на лошадиную силу в час, по сравнению со 165 двигателя В-2 - сыграло еще и применение наплавляемых и напыляемых покрытий - с ними требовалось меньше охлаждать конструкцию, соответственно, снизилась мощность насоса охлаждающей жидкости - и ее требовалось меньше, и длина трубок радиаторов также уменьшилась - ведь им теперь требовалась меньшая площадь, чтобы отвести снизившееся тепло двигателя. Еще и вентилятор стал
– - ГЛАВА
Но и зимой мы уже ставили новый двигатель на нашу новую технику. Было непонятно - чего конструкторы сразу не развернули мотор поперек корпуса, а поставили его вдоль - мы так прикинули, места вполне хватало, ну может чуть-чуть, сантиметров на десять-пятнадцать уширить корпус, чтобы помещалась и трансмиссия. Тогда и боевое отделение было бы боее просторным, и сам танк стал бы короче, и не потребовалось бы поворачивать путь передачи мощности под углом в девяносто градусов - чтобы передать ее с поперечного вращения, которым она выходила с коленвала, на продольное, чтобы вращать колеса. Мы так и сделали. Заодно, переделали и всю систему переключения передач и управления колесами. Система передач работала на повышенных оборотах, почти равных оборотам двигателя - так уменьшалась нагрузка на ее шестерни и сцепления. Само зацепление тоже сделали не подвижными шестернями, как в Т-34, а подвижными муфтами - так не возникала опасность наскока зубцов друг на друга и дальнейшей поломки. Собственно, коробку переключения мы содрали с немцев, только пересчитали под наши мощности, скорость вращения, габариты и возможности технологии изготовления.
Заодно уж я подкинул мысл разместить двигатель впереди, а не сзади. И это привело к тектоническим изменениям - упрощению конструкции и соответственно уменьшению трубоемкости изготовления. Так как топливные баки находились впереди, недалеко от двигателя, нам не потребовались длинные топливопроводы, как в Т-34, где они шли как от баков, расположенных рядом с башней, так и от кормовых баков. Одна длина трубок в Т-34 была больше десяти метров. Мы уложились в три. Правда, у нас была меньше емкость - не 540, а 490 литров. Но с учетом меньшего расхода топлива запас хода был выше процентов на тридцать - до четырехсот километров пути по шоссе и двести пятьдесят - по пересеченной местности. И заправочных горловин у нас было больше, отчего ускорялась заправка одного танка - где-то до пяти минут с двадцати для Т-34.
За счет размещения двигателя и баков в передней части техники воздухопроводы для наддува баков также были недлинными, в том числе и из-за того, что не требовалось вести от них длинную магистраль к мехводу, где тот краном переключался на нужную группу баков, создавая в них повышенное давление.
Управление топливным насосом также стало более простым - за счет расположения двигателя в передней части танка, механическая тяга от педали газа к насосу высокого давления стала гораздо короче - ее теперь не требовалось тянуть через полтанка от места мехвода, расположенного спереди, к двигателю, расположенному сзади. Вместо этого мы кардинально переделали сам топливный насос. В Т-34 это был компактный агрегат, в котором был свой кулачковый механизм, толкавший плунжеры, и короткая рейка, управлявшая углом поворота плунжера и соответственно количеством топлива, которое подавалось в форсунку при каждом нажатии толкателя на плунжер, пока его спиральная канавка не достигнет сливного отверстия и топливо не начнет выливаться из надплунжерной области через просверленное в плунжере отверстие, тем самым прекращаясь поступать в форсунку. И уже от этого агрегата к самим форсункам вели достаточно длинные и изогнутые трубки, по которым топливо под высоким давлением в двести атмосфер поступало в форсунки и через них распылялось в цилиндрах. Система была хороша тем, что все управление было достаточно компактно. Все остельное было плохо - длинные трубки, которые должны были выдерживать высокое давление, требовали тщательного изготовления, хорошей изоляции, и могли сломаться от сильного толчка, их уплотнения могли разойтись и топливо начнет хлестать по дивгателю. Регулировка момента впрыска также была отвязана от моментов открытия и закрытия клапанов - эти системы надо было регулировать в комплексе. Мы же разместили плунжеры непосредственно у форсунок, и управление и клапанами, и плунжером шло от одного кулачка. Такая система потребовала протягивать рейки управления через весь двигатель, но давало повышенную надежность - теперь магистрали с топливом высокого давления не тянулись по всему мотору - их просто не было - сразу за надплунжерным пространством шла и форсунка, которая и потребляла это топливо под высоким давлением. Плюс - исчезла опасность потери питания топливом при разрушении или поломке одного агрегата - насоса. Теперь подача топлива была распределена, и была высока вероятность того, что хотя бы несколько цилиндров продолжат работать и вынесут танк с опасного места. Одновременно это снизило трудоемкость за счет избавления от этих магистралей - не потребовалось делать трубки, рассчитанные на высокое давление, и заморачиваться с уплонением ее соединений с насосом и форсункой. А моменты управления клапанами и впрыска топлива можно было взаимно регулировать сдвигом толкателя - его можно было сдвинуть винтом и соответствено изменить момент его срабатывания от того же кулачка, что и всасывающих клапанов. Так мы избавились от многих деталей - корпуса, вала с кулачками и прочих менее трудоемких деталей количеством штук в двести - приличная экономия трудозатрат.
Перенести насос масла вбок нам позволило и то обстоятельство, что за счет более эффективных и стойких поршневых колец угар масла у нас составил три грамма на лошадиную силу в час, по сравнению с двадцатью в В-2. Это позволило отказаться от системы с двумя баками и оставить один, к тому же меньшей емкости. Соответственно, вся маслоситсема располагалась теперь на правой стороне двигателя, а не как в В-2, где два маслобака располагались с обеих сторон, и от них через весь двигатель тянулись маслопроводы к масляному насосу, от которого масло под давлением подавалось в каналы в двигателе - теперь между баком и маслонасосом был короткий штуцер. Упростился и сам маслонасос - так как теперь ему надо было качать масло только из одного бака, у него убрали одну из накачивающих шестерен и патрубки для нее - сократился как размр корпуса, так и количество деталей. Маслофильтров также стало меньше. Ну а за счет переднего расположения двигателя трубки от манометров давления и датчика температуры масла опять же не тянулись через весь танк.
С чем нам пришлось помучиться, так это с системой смазки. Ее надо подвести к каждому подшипнику, в том числе и шатунным, вращающимся вместе с коленвалом. Если положение остальных подшипников в пространстве отосительно двигателя стабильно, и можно было бы обойтись обычными трубками подвода смазки, то эти вращаются с частотой вращения коленвала по радиусу, равному радиусу кривошипа коленвала. Советские конструкторы решили проблему "просто" - просверлили каналы прямо в коленвале и шатунах - и так, изнутри, и подавали смазку к подшипнкам коленвала - коренным, шатунным. Эту технологию нам пришлось повторить - ничего другого просто не придумали, а раз коленвал составной, то длина каждого из отверстий была сравнительно невелика - пять-семь сантиметров, и только внутри шатуна онабыла почти двадцать - но тут никуда не деться. Но в В-2 такие же каналы были и в самом корпусе двигателя - в картере, блоках цилиндров. И уж тут каналы были и по метру. За счет мягкого алюминия это у них получалось, нам же потребовалось бы сверлить каналы в гораздо более твердом чугуне - совсем другая задача. Мы и так с трудом освоили сверление стальных стволов, а тут чугун - еще более твердый материал. Пришлось делать проводку наружными трубками, уложенными вдоль корпуса двигателя - мы разве что только сделали для них углубления, чтобы уменьшить вероятность задеть чем-нибудь твердым и повредить маслопроводы. Так что в этом плане наша конструкция была точно хуже детища советских конструкторов. Ну, это пока не получим достаточные количества алюминия - не хватает пока электричества.
В итоге к середине января у нас получились машины весом по 20-25 тонн и скоростью движения по шоссе до 35 километров в час. С внушительной снарядной стойкостью прежде всего из-за наклона лобового листа в 60 градусов - многие снаряды просто рикошетировали от внешнего листа, а те что взрывались должны были, прежде чем добраться до второго листа, перемолоть пятисантиметровый слой армированного стекловолокном бетона, а это удавалось далеко не всем, а кому и удавалось, редко они могли преодолеть второй лист. кумулятивные снаряды вообще весь свой пыл растрачивали на бетон. По-настоящему опасными были выстрелы из 88мм зенитки - их старались уничтожать при малейших признаках их появления. Отсутствие башни постарались компенсировать механизмом ускоренного разворота, насыщенными средствами наблюдения, улучшенной системой прицеливания с двумя визуальными каналами с увеличением в три и шесть раз, которые были доступны наводчику простым сдвигом головы, наводкой орудия с помощью мощных электромоторов, управляемых джойстиком - сопротивления и диоды, включенные по дифференциальной схеме, позволяли следить стволом за рукояткой управления. Также в САУ устанавливались радиостанции, позволявшие принимать оперативную информацию об обнаруженных целях, а наблюдатели разведслужб, командиры танков и наводчики постояно тренировались в передаче приеме развединформации с помощью кодовых слов привязкой к конкретной местности, для чего она еще до наступления размечалась по квадратам и характерным признакам.
В начале февраля мы вышли на производство двух САУ в неделю и затем каждую неделю удваивали темпы - по мере овладения технологиямии увеличения изготовительных и сборочных линий. К марту у нас было уже 22 новых танка. Мы снова наращивали наш ударный кулак, но у же на новом уровне.
– - ГЛАВА
Борьба с авиацией противника свелась прежде всего к обстрелу их аэродромов. Немцы несколько раз пытались устраивать массированные бомбардировки наших колонн и объектов, но у мы и раньше старались максимально усилить зенитную артиллерию, а после появления радиоуправляемых зенитных ракет и, как следствие, потери немцами боле сотни высотных бомбардировщиков, налеты прекратились, хотя свободные охотники по-прежнему шакалили в округе, и не проходило дня, чтобы наши самолеты не были обстреляны в пикирующей атаке. Второй заход как правило срывался нашими дежурными истребителями или зенитным огнем, но все-равно кажду неделю мы теряли два-три самолета и минимум одного летчика убитым и до пяти раненными. Но и немцы оставляли у нас свои железки и трупы, чуть ли не в два раза больших количествах - наши летчики уже овладели тактиками воздушных засад и выжиманием немцев под наши зенитные заслоны, которые постоянно меняли дислокацию, отчего немцев часто ждал неприятный сюрприз. И так, если в воздушных боях они каждую неделю теряли от двух до пяти самолетов в воздушных боях, то на аэродромах эти потери были выше минимум в два раза. Сначала, когда в сентябре они усилили охрану аэродромов и их стало невозможно захватывать без больших потерь, мы начали обстрел из снайперских винтовок, ПТР и минометов. Немцам пришлось отвлекать все больше сил, расширяя патрулируемую зону вокруг аэродромов, поэтому к концу года нам стал доступен только минометный обстрел, да и то - после зачистки местности от патрулей. Мы стали действовать большими группами - подразделения ДРГ численностью до ста человек зачищали местность площадью два-три километра, подтягивалась минометная группа из десяти-двадцати минометов, затем следовал короткий налет в три-пять минут и быстрый отход - на место, с которого велся обстрел, немцы тут же начинали стягивать все находящиеся вокруг наземные силы, а их пикирующие бомбардировщики взлетали с соседних аэродромов и начинали утюжить малейшие подозрительные места. Эта аэродромная война велась с переменным успехом, но в общем в нашу пользу - помимо уничтожения самолетов и складов на аэродромах мы сковывали большие силы на их охране, к тому же места их расположения из-за этого были известны и мы могли планировать довольно крупные операции. И зачастую целью этих операций становились даже не сами аэродромы, а борьба с силами. которые бросят им на помощь - на них мы устраивали зенитные и наземные засады, подсекая колонны на марше и самолеты на пути следования к местам бомбардировки. Таким образом, на полосе в пятьдесят-сто километров от нашей территории в лесах шла маневренная война. Немцы учились у нас - создавали свои ДРГ, вводили камуфляжную окраску, у них даже начали появляться бронежилеты. Но, в отличие от нас, они не могли выделить много сил на лесную войну - основной упор они делали на борьбу с остальной частью СССР, а нас рассматривали как назойливую, но пока терпимую помеху - до их основных аэродромов, растянутых вдоль главного фронта, мы не могли дотянуться, а на глобальные наступательные операции у нас не хватит ни тяжелого вооружения ни людей - нам приходилось держать оборону по всему периметру.
СССР же что-то медлил с зимним наступлением. Хотя мы я и слил им информацию о том, что Япония не нападет, сведений о переброске войск с Дальнего востока к нам не поступало. Более того, японцы более успешно провернули начало войны с США - в Перл-Харборе были накрыты и авианосцы, да и сама база подверглась захвату - бои там шли весь декабрь и закончились поражением американцев. Ага, без чтения японских шифров они оказались не такими уж и крутыми. Информацию о том, что американцы читают японские шифры, мы япам естественно слили, вот только, похоже, это оказалось медвежьей услугой с моей стороны - по донесениям нашей разведки в советских штабах, сухопутная ветка японской армии жутко завидовала успехам моряков, поэтому она начала хищно поглядывать на север. Естественно, в такой ситуации ни о какой переброске войск на советско-германский фронт речи не шло, как бы не стали перебрасывать наоборот, в ту сторону. Тем более что немецкое наступление выдохлось значительно быстрее - у нас не было ни киевского, ни вяземского котлов - а это минимум полтора миллиона не погибших и не попавших в плен бойцов и командиров - наших хоть и били, но оставшиеся в живых имели возможность отойти на новые позиции - чему-то за три месяца научились, хотя бы выйти из-под охвата. К тому же занятием Западной Белоруссии мы выбили у немцев удобное плечо доставки топлива и боеприпасов, и им приходилось везти их через Украину, вокруг полесских лесов, или через Прибалтику. А это по факту уменьшало их транспортные возможности почти в два раза, помимо того, что постоянно возникали заторы - каждый маршрут ведь обслуживал не одну, а поторы группы армий. Ну, за одно это мне надо поставить памятник. А еще сколько успели эвакуировать ... миллионов двадцать наверное в плюс к тому, что эвакуировали в моей истории, так что под немцами оказалась не почти половина населения СССР, а где-то треть, и мы ее постепенно втягивали к себе. Жаль, никто тут не знает о той истории - я как решил не раскрываться, пока не прояснится вопрос моих взаимоотношений с властями, так пока тихо и сидел - никаких таких вопросов не прояснилось, и судя по активности советской разведки на нашей территории, в ближайшее время эти вопросы и не прояснятся. И мои знания хода войны, какими бы они ни были незначительными, сейчас совершенно нивелировались - война уже пошла по другому пути. Да и черт с ним, с памятником. Им будут миллионы спасенных жизней советских людей. Передать ряд технологий, в том числе сведения по ядерному оружию - это я еще мог. А о чем-то предупредить - о возможном падении Крыма, о Сталинграде - это уже - увы! И неизвестно, произойдут ли эти события, да и не поверят - судя по всему, неудачи немцев советское командование приписало себе, а не моей деятельности. Поэтому и доказать им что-то будет проблематично. Остается бить немцев своими силами и на своей территории. Хорошо хоть центральный партизанский штаб не был создан - его функции взяли на себя мы, причем сделали это более человечно - не посылали практически безоружных людей поджигать дома с бутылкой с зажигательной смесью - патризаны были нашими глазами и кадровым резервом.