До и после заката
Шрифт:
– Олежик, ты вложил в подарки немцам чак-чак? – Сергей Никулин очень волновался перед приездом делегации из Германии, намечался перспективный контракт по гражданскому судостроению, которым он заведовал.
– Не смей волноваться, Сергей Юрич, всё в поряде. И чак-чак, и баурсак, и сегодня ещё за тюбетейками в Казань съезжу.
Никулин удовлетворённо вздохнул. Ему было тяжело переносить рабочие тяготы: последние полгода он был в капитальной завязке, поскольку начало подводить здоровье. По десять банок пива за вечер, как в былые времена, начальник отдела гражданского судостроения употреблять уже не мог. Расслаблялся только сигаретами и кофе. Но это мало ему помогало, и Никулин вечно ходил гружёный, волновался
Сомневаюсь, что немцам будут интересны национальные головные уборы татар. Понимаю, чак-чак или баурсак ещё можно за милую душу схомячить за чаем, но что им делать с шестиугольными тюбетейками? Впрочем, учитывая массовую миграцию азиатов в европейские страны, шапочки в эпоху мультикультурализма могут оказаться актуальны.
На следующий день я, как и задумывал, смотался в Казань, после обеда приготовил все подарочные комплекты, не забыв положить в них и представительскую продукцию: календари, ручки, зажимы для галстука, буклеты и прочее. Вызвал к 5 вечера фотографа Чурова, переговоры с немчурой намечались на вечер. У Алексея Василича была задача нажать один раз на кнопочку фотоаппарата после подписания контракта (если таковое состоится).
Видимо, предусмотрительность не мой конёк. Я наивно предполагал, что гости из Берлина быстренько прочтут документы, поставят свой крестик на бумаге и в 7 вечера поедут счастливые в ресторан, где уже приготовлены все баварские радости: шнапс, рульки, колбаски.
В 7 вечера ужинать никто не поехал, в 8 вечера тоже, в 9 вечера из комнаты переговоров вышел краснолицый Никулин и сдержанно спросил у нас с Чуровым:
– Ребята, у вас всё готово?
– Да у нас-то уже 4 часа, как всё готово! – ответили мы в один голос с фотографом. – Когда они подпишут-то?
– Не знаю, они внимательно всё читают, дошли до 18-й страницы контракта.
– А сколько всего страниц? – робко поинтересовались мы.
– 50, – ответил Сергей Юрич и ушёл обратно.
Мы с Чуровым в отчаянии переглянулись: вот попадалово-то! И что мне мешало заранее накупить какой-нибудь снеди и напитков. Сидели бы сейчас спокойно и ждали своего выхода. А так у обоих ни маковой росинки во рту. Фотограф увлекался туризмом, и трудности привык встречать стоически: он спокойно сидел в кресле и листал рекламные журналы. В столе у Альбины была половинка шоколадки, мы были ей рады не меньше, чем блокадники краюхе хлеба, – слопали за 10 секунд. Время тянулось чудовищно медленно. Что удивительно, после полуночи у нас открылось второе дыхание, и мы даже стали шутить по поводу затянувшегося трудового дня и о том, что забывать стала немчура уроки второй мировой.
Никулин, едва шевеля ногами, вышел из кабинета переговоров в начале четвёртого часа утра. По его взлохмаченному виду и нездоровому блеску в глазах можно было понять, что он развязался. Но не это главное: гости решились-таки подписать контракт. То есть ночь мучений прошла не зря.
Я схватил комплект подарочных пакетов, Чуров – свой фотокофр, и мы радостно помчались в переговорную. В кабинете из-за сигаретного дыма можно было вешать топор, но фотографии, слава мастеру, всё равно удались. Когда усталая делегация отправилась вниз к автобусу, директор Елин поставил бокал с виски на стол и подозвал меня к трёхблочному настенному календарю.
– Вот скажи мне, что здесь не так? Почему я должен делать твою работу?
Понятное дело, календарь печатался под моим руководством, но сейчас, в этот ранний (или поздний) час, моя голова отказывалась соображать, в чём здесь подстава.
Сергей Валерич понял, что сейчас не время демонстрировать своё коварство и сам дал ответ на свой вопрос:
– А ведь сейчас уже не третье, а четвёртое августа, – и передвинул красный пластиковый бегунок в средней секции календаря.
Мне хотелось рукоплескать такому проницательному руководителю.
– Запомни, Олег, чёрт кроется…
– В мелочах, я всё знаю, – перебил я директора.
Но самый главный чёрт для меня в этот час был он сам: делать мне нечего, как бегунки в три часа ночи двигать. Придурок!
Через 15 минут я вызвал такси, и мы с фотографом поехали по домам отсыпаться.
Много было в 2006 году и приятных моментов. Не знаю, доведётся ли мне когда-то ещё получить от жизни столько подарков.
Жизнь в новых красках
Про первый «подарочек» – должность начальника отдела я уже рассказал. Вслед за ним, в июле подоспели два приятных материальных бонуса. Как я рассказывал в первой книге, за мою разбитую в аварии «пятнашку» страховая компания заплатила мне хорошие деньги, и, лёжа на больничной койке, я принял решение приобрести квартиру. Какую чудную хатку я выбрал: просторная «однушка» с видом на Волгу и Романовский мост на верхнем этаже новой «пятиэтажки» – практически пентхаус. Теперь, получив ключи от заветной квартиры, у меня появился новый стимул работать и зарабатывать деньги, ремонт и обстановка в наше время – забавы недешёвые.
Моё решение купить квартиру, а не машину, было принято в тот момент, когда я лежал плашмя 24 часа в сутки и помышлять не мог не то, что о езде на авто, даже о хождении на своих двоих мне приходилось только мечтать. Но прошло время – оклемался, встал на ноги, распустил крылья. И заскучали руки по штурвалу. Меня осторожно спрашивали: «А ты не боишься вновь садиться за руль?» Не могу сказать, что мне было комфортно ездить в тёмное время суток, но в целом никаких предрассудков и фобий у меня не осталось. Через год после первых шагов в новой жизни я заказал свою четвёртую в жизни машину. И в июле автосалон мне её подогнал. Изящный седан «Форд Фокус» привлекал взгляды окружающих. А его хамелеонистый кирпично-брусничный цвет, именуемый в фордовском проспекте «танго», дал бы фору всем Феррари, Порше и Лексусам, вместе взятым.
Жизнь заиграла новыми красками.
В сентябре отцу дали две путёвки в Крым, и я, взяв 15 дней в счёт будущего отпуска, махнул вместе с ним. Нет, товарищи, на курорт надо ездить или одному, или с любимой девушкой. Не годится молодому человеку в гостиничном номере по ночам слышать храпение пожилого родственника. Пускаться во все тяжкие на коротком поводке тоже было не резон. Да особо и негде было. Санаторий располагался в Алуште, километрах в 30 от Ялты, и никаких гнёзд разврата это пенсионерское логово не являло. Половина публики была из России, половина из Украины. Крым тогда ещё принадлежал жовто-блакитному флагу, и это меня очень расстраивало. Я размышлял: какой же свиньёй оказался руководивший страной в 1954 году любитель кукурузы, что подарил этот прекрасный полуостров Киеву. Ничего, отольются мои слёзы, и через восемь лет статус-кво восстановится, крымчане будут спасены. А то уже тогда я заметил трения между националистически настроенными хохлами, лежащими под простынками в физкабинете санатория.
– А почему вы не бачите по-украински? Вы – москаль?
– Да шо вы такое говорите? Я же со Львовщины, мой дед с Шухевичем братался. Просто русская мова мне больше люба…
С погодой в тот год повезло: всю неделю мы купались в ещё достаточно тёплом Чёрном море и загорали в шезлонгах на галечном пляже. В один из дней съездили на экскурсию в Севастополь. Помимо этого какие-то физиотерапевтические процедуры, сносная кормёжка три раза в день и дискотека для тех, кому за 50. Ну, а мне-то 32 по паспорту, и 22 в душе. Что мне здесь делать?