До мазохизма...
Шрифт:
И нас притягивает друг другу магнитом, неведомой силой…
Руслан торопливо расстегивает мою блузку, но не до конца, лишь верхние пуговицы. С бюстгальтером поступает ещё проще: приспускает вниз, оголяя грудь. Жадно присасывается к одному соску, второй — щипает, зажимая между пальцев. От удовольствия прикрываю глаза, выгибаясь навстречу ласке.
«А вдруг кто-нибудь застанет в компрометирующей позе?» — только этого не хватало. Запоздало стыд накатил. Хотя с желанием бороться тоже не в состоянии.
— Руслан… — то
И, как будто прочитав мысли, решительно сказал:
— Молчи, — он накрыл мои губы жёстким поцелуем, подавляя всякое сопротивление. Тут же увлёк за собой, подминая под себя.
Я в его безоговорочной власти… Он резко задирает подол моей длинной юбки и пробирается рукой в трусики, а потом вовсе рвёт тонкую кружевную ткань… Низ живота мгновенно наполнился приятной тяжестью в ожидании близости, а мышцы стянуло томительно-сладкой болью, предвкушая наслаждение. Между ног настолько влажно, что там всё хлюпает от каждого требовательного движения пальцев.
И я уже на грани, скоро взорвусь… Почувствовав это, Руслан развернул меня спиной к себе. Поставил на четвереньки, устраиваясь сзади. Быстро расстегнул джинсы и, спустив их вместе с боксерами, ворвался в моё тело…
23.2
Руслан
Поначалу я осторожничал с Машей…
Она достойна исключительно бережного заботливого отношения. Откровенно говоря, раньше боялся сделать что-нибудь не то и не так. Иными словами — не хотел спугнуть. В особенности наш первый раз: старался быть очень нежным. Да я надышаться на неё не мог! Опасался, что какое-либо из моих действий, даже не резких, не причиняющих боль, будут восприняты ею как грубость или насилие, а это неизменно напомнило бы о бывшем муже и, скорее всего, оттолкнуло бы от меня навсегда. Но она приятно удивила — доверилась полностью.
И продолжает удивлять… Что бы я ни делал, понимает без слов: с одного взгляда, тонко чувствует, мгновенно включается в процесс, максимально открывается, отдаётся без остатка — всё бушующее море эмоций забираю и наполняю своей любовью в ответ…
Вот и сейчас… Ухватив её за локти, потянул на себя, заставляя выпрямиться. Выкрутил руки за спину, но не сильно, не теряя контроль ни на секунду, крепко прижал к своей груди и продолжил ритмично входить в неё. Моя девочка прогнулась в пояснице, активно подставляет свои бёдра навстречу мощным толчкам, откинувшись затылком на моё плечо… и стонет…
«О-о-о… а как она стонет…» — сладко, протяжно, с придыханием, повторяя моё имя вновь и вновь… Только от одних этих звуков готов кончить.
— Русла-а-а-н… — очередной стон сорвался с её губ.
А я задвигался быстрее, чувствуя стремительное приближение финала.
Она прикрыла глаза, подставив лицо лучам солнца — волосы и молочная бархатная кожа сияют в ярком свете. Полные острые холмики, выглядывая из бюстгальтера, вздрагивают
Перехватываю мою девочку за талию, а ладонью накрываю грудь, и как хотел — щипаю упругие сосочки. Но этого мало… Впиваюсь зубами в шею, кусаю до лёгкой пронзающей боли — знаю, как Маше нравится такая ласка, и она сильнее стонет.
Тащусь от мыслей, что все её оргазмы принадлежат мне. Именно со мной испытала весь спектр ощущений — чего не было с бывшим мужем, в чём сама призналась. Она привыкла думать о себе, что не любит секс, не представляя, какими бывают отношения, а Константин считал жену фригидной… придурок… не оценил доставшееся ему сокровище, упустил своё счастье…
«Теперь эта чувственность и страсть — мои!» — признаться, и я, словно девственности лишился. Никогда не было так хорошо. Поистине, в моменты близости с Машей мы становимся одним целым, единым организмом, дышим друг другом, обмениваясь энергиями.
— А… а-а… а-а-а… — она задрожала всем телом, выгибаясь дугой в моих руках.
Волна блаженства накрыла её и пронзила меня с такой силой, что голова поплыла от удовольствия, когда ощутил интенсивные сокращения мышц лона, сжимающие член в тугом кольце.
— Девочка-а-а… — изливаюсь в неё, издавая шипящие звуки, рычу, как тот самый медведь, которым меня успели прозвать…
Мы ещё какое-то время целуемся, нежимся в объятиях друг друга под солнцем, напоминающим сейчас лампу, направленную специально на нас, как будто в мире никого больше нет…
…На обратном пути, пока идём домой, мы болтаем обо всём. Маша вспоминает свой вопрос, заданный ранее:
— А всё-таки как мы назовём сына?
— Если честно, ещё давно определился: когда у меня родится сын, то его будут звать Имраном, как моего деда.
— Имран… — она задумалась.
— Ну как? — мне нравится наблюдать, как эмоции отражаются на её лице.
— Красивое имя. И что оно означает?
— Если дословно, то «жизнь», хотя можно ещё трактовать, как правильный, праведный, умный.
— Я не против. Пусть будет Имран, — подытожила, вызвав мой внутренний смех своим решением.
— Не хочу тебя расстраивать, — поднёс к губам её руку и поцеловал тонкое запястье, — но имя я бы выбрал сам.
— Даже не посоветовался бы со мной? — моя девочка нахмурилась.
Отрицательно помотал головой, потом добавил:
— Так и быть: дочь назовёшь ты, как пожелаешь. Только имя должно быть мусульманским, это обязательно.
— Да, я всё знаю, о многом твоя мама рассказывала, — вздохнула Маша, — если отец мусульманин, то и дети тоже…
— Тебя это огорчает? — я напрягся, взглянув на неё.
— Нет, нисколько. Дело в другом: понимаю, что должна принять ислам, но пока внутренне не могу с этим смириться.
— Ну и не надо. Зачем себя ломать? — остановил её и обнял лицо ладонями.