До начала
Шрифт:
ГЛАВА 25.
ДЖУНО
После того, как По улетел, не могу думать ни о чем другом, только о записке, которую он принесет обратно. Что скажет отец? Не сомневаюсь, что он и клан уже Прочли, что я направляюсь к ним. Надеюсь, он сможет как-то указать, где они находятся. Если им, конечно, разрешают передвигаться за пределами их лагеря. Ведь во время Чтения я видела их только возле хижин.
Интересно, видели
Майлс молча разводит огонь, пока я достаю кроликов и подготавливаю их к запеканию. Я очень благодарна ему за то, что он оставил меня наедине со своими мыслями, не лезет с постоянными вопросами «как ты?» (как сделал бы Кенай) и не пилит меня за каждое воспоминание о встрече с Уитом (как сделала бы Нома).
Майлс меня понимает. Не сразу, конечно, у него это получилось. Но он знает, через что мне пришлось пройти за последнюю пару недель. Он был рядом. И, наконец, он понял – как мог – из чего я сделана.
Он знает, что сейчас мне нужно побыть одной. За это я его и люблю.
Я замечаю рядом с поляной растение, похожее на шпинат, и срываю немного листьев: добавлю к кролику. Когда в кастрюлю натекло уже достаточно жира, я добавляю туда зелень, пока она не успела завять. И все это время я размышляю. Вспоминаю все, что рассказал Уит. Разделяю рассказ на части. Пытаюсь отделить то, что точно было правдой, от того, что мне казалось ложью. Взвешиваю побуждения каждого: моей матери, моего отца, Уита, старейшин.
Кролики готовы, и я наконец выхожу из оцепенения и замечаю сидящего по другую сторону костра Майлса. Он сочувствующе мне улыбается.
— Я нашел замечательное место для ужина, — говорит он. — Если возьмешь кроликов, я возьму то, что здесь, — он кивает на кастрюлю, — и пойдем.
Я заворачиваю одного из кроликов – он останется на завтра – беру все остальное и иду за Майлсом на вершину холма и дальше на скалистый выступ. На земле разложено одно из наших покрывал, на нем расставлены тарелки, вилки, ножи и бумажные салфетки. А в центре импровизированным букетом лежат дикие цветы.
— Когда ты все это успел? — мне не удается скрыть удивление: не ожидала от Майлса такого поступка.
— Ты полчаса витала в облаках. Я просто хотел сделать что-то полезное.
Майлс пытается сделать вид, что ничего особенно не произошло, но я тянусь к нему и беру за руку, несколько минут мы сидим, просто глядя на открывшийся перед нами, ничем не загороженный, вид охотничьего заповедника. На изгороди, на равном расстоянии друг от друга, мигают красные огоньки. Медленно. Зловеще. Словно пытаются утвердить победу человека над природой.
Но когда я поднимаю взгляд вверх, на небо, усеянное звездами, на светящийся Млечный Путь, все эти слабые попытки человечества установить свое господство кажутся просто смехотворными. «Все это когда-нибудь закончится, —
Мы едим в полной тишине, а потом ложимся на покрывало и разглядываем ночное небо, будто эта красота предназначена лишь для нас двоих. Я протягиваю руку Майлсу, и он сжимает ее в своей.
— Расскажи о своем сне, — прошу я. Хоть мы и провели много времени молча, мне кажется, что все это время мы не переставали общаться. Словно мой внезапный вопрос лишь продолжение уже начатого разговора.
— О каком? — уточняет Майлс и поворачивает ко мне голову.
— О том, что ты видел во время смертельного сна, — отвечаю я. — Я хотела спросить тебя раньше, но подумала, что тебе нужно время.
— Мне снилось тогда несколько снов, — рассказывает он, и я замечаю, как по его лицу проскальзывает тень тревоги.
Я начинаю сомневаться, стоило ли спрашивать.
— Тебе не обязательно...
— Нет, — продолжает Майлс и снова смотрит на звезды. — Я хочу тебе рассказать.
— Ты скорей всего видел сны, пока шел по тропе туда, и потом, когда возвращался. Но самый важный, определяющий сон – тот, что ты видел, когда достиг смерти, коснулся ее и повернул назад.
Майлс, кажется, понял, о чем я говорю. Он кивает и закрывает глаза.
— Мне и раньше снился этот сон. События, которые произошли в действительности, но во сне они всегда развиваются по другому сценарию.
Майлс вздыхает и сильнее сжимает мою руку, будто ищет поддержки.
— Я уже рассказывал тебе, что у моей матери депрессия. Что она ушла от нас в прошлом году и живет со своей сестрой в Нью-Джерси. Но я не говорил, что она нас бросила после попытки самоубийства – передозировка снотворными. Наша домработница, миссис Кирби, нашла ее и вызвала скорую. Я был в школе. Я не видел, как это случилось. Но в моих снах именно я первым нахожу маму. Во сне все такое четкое, каждая деталь: как она лежит, свернувшись калачиком на полу возле кровати, в луже собственной рвоты, а единственное свидетельство того, что она еще жива, — клацанье зубов... И когда я просыпаюсь, то не могу поверить, что на самом деле все было не так. Что меня там никогда не было.
— Майлс, — шепчу я. Его голос дрожит, и я словно ощущаю весь ужас этой сцены, а мое сердце болит вместе с его.
Он сжимает мою руку и продолжает:
— Каждый раз во сне между нами стоит невидимая стена, она не дает мне подойти к ней. Но тогда – в смертельном сне – стена была непрочной. Я прошел через нее, словно отодвинул тонкую занавеску. Я смог подойти к матери, взял ее на руки, сел на кровать и укачивал, как ребенка.
Я сидел там долго, и чем дольше я сидел, тем меньше мне хотелось уходить. Я чувствовал непреодолимое желание лечь на кровать рядом с мамой, закрыть глаза и заснуть. Я так устал. Устал пытаться. Устал жить. Сон был таким соблазнительным. Таким притягательным.