До основанья. А зачем?
Шрифт:
— Один молодой человек давал мне книги; между нами больше ничего не было — продолжила Зелла — это он дал мне тот злополучный "Манифест", который у меня нашли. Я не хотела говорить полиции, откуда он, и тогда мне пригрозили поместить в общую камеру — вместе с разбойниками, бандитами и ворами… Тогда… я выдала того человека, и его арестовали, как и всех вас. А меня привели в зал суда, усадили в последний ряд и велели смотреть.
— В столице работают крайне грубо: они в самом деле посадили бы приличную барышню вместе с ворьем — вставил Директор — к счастью, совершенно случайно там оказался я, и видит бог, сперва мне просто не хотелось ломать жизнь бедной девочке, по молодости впутавшейся в опасную игру! Но согласитесь,
— Я хотела забыть все, как кошмарный сон! — воскликнула Зелла — я боялась, что все станет известно, и тогда..
–..все ваши родные и знакомые будут избегать вас, как зачумленной — подхватил с иронией Директор — можно подумать, мы — нечистая сила. Поразительно, до чего интеллигентные люди избегают любой видимой связи с нами, чтобы показать свою чистоту, зато охотно идут на сотрудничество при соблюдении тайны и ради ее сохранения! Что ж, мы не обижаемся — ведь по-вашему, нам не положено иметь честь и достоинство? Однако я честно исполнил обещание, отдав вам подлинные бумаги того столичного дела — вы вольны были отказаться, оставив документы в моих руках, но предпочли их заполучить, выполнив мою просьбу познакомиться с кем-то из приезжих! Это было так, сударыня, по вашему доброму согласию — или я вас принуждал?
Зелла плакала.
— Вы лучше меня помните, господин Штрих, как ей это удалось: Зурбаган — город очень ветреный и без строгих столичных правил — продолжил Директор — однако ваша супруга не оправдала возложенного на нее высокого доверия, уверяя, что вы — обычный вольнолюбивый либерал, а не человек Организации. Подумать только — имея ее в непосредственной близости к верхушке подполья, мы ловили одну мелкую рыбешку; вопреки мнению публики, мы не всеведущи! Впрочем, надо было этого ожидать: видя ее муки совести за столичное дело, нельзя было требовать от нее того же еще раз!
— Я так хотела все забыть! — воскликнула в отчаянии Зелла — милый, я так старалась быть возле тебя совсем другой, лучше, выше и чище себя самой! Я старалась, чтобы тебе было хорошо, предупреждая даже твои желания, и мне это было не в тягость — ведь я любила и то, что дорого тебе! Я мечтала прожить с тобой, легко и радостно, до самого конца, я верила, что так будет и дальше. Я была счастлива с тобой и детьми; ради этого счастья я была готова на все!
— Даже на то, что, выгораживая вас, она не отказывалась сообщать имена и приметы тех, кто к вам приходили — вставил Директор — она утверждала, что не знает, какие дела у них с вами, но как в той, попавшей в газеты истории, когда в войну наш шпион, бывший садовником в аббатстве по соседству с их Генштабом, сообщал очень интересные вещи, так и слова вашей супруги позволили нам закинуть сеть. Мы тогда уже догадывались о вашей истинной роли, но вы совершенно напрасно мучились в разлуке с семьей — вас бы не тронули, хотя бы затем, чтобы не лишаться источника информации. Однако дичь оказалась чуткой: многие успели сбежать, как вы, но кто-то и попался. За это мы простили вашей супруге ее невинную ложь — но в Организации до сих пор не знают, кто явился виновником того провала, хотя очень хотели бы узнать!
Леон нервно сжимал ручки кресла: все сходилось, как детали головоломки. В тот вечер Первый, внезапно вызвав его из дома, приказал немедленно уезжать за границу, потому что в организацию проник неизвестный провокатор и вот-вот последуют аресты. Что было после — он не хотел вспоминать.
— Впрочем, эти встречи были достаточно редки и исключительно по нашей инициативе — продолжил Директор — лишь после вашего отъезда
Леон не мог вспомнить ни единого случая. Его жена всегда выходила нарядной, в накидке и шляпе с вуалью, в любую погоду — похожая на сошедшую наземь небесную деву с иконы.
— Она и была вашим ангелом-хранителем — подтвердил Директор — вам не нравилось, когда мои люди открыто стояли под вашей дверью; по ее просьбе, они затем не показывались вам на глаза, но, пока вы не съехали с того адреса, сидели в доме напротив, готовые тотчас ворваться, стоило "товарищам" прийти за вами, а вашей жене подать из окна условный знак. Ее решимость заслуживает уважения: блефовали вы и ваш гость, не имея патронов, блефовал даже я, в тот раз вовсе не имея желания жечь ваш дом, но она одна из всех сыграла сегодня всерьез и до конца. Пожалуй, вашу супругу никому не стоит иметь врагом!
— А если бы я тогда отказался? — спросил Леон, обращаясь сразу и к Директору, и к жене — что было бы со мной?
— Тогда я ничего не смыслю в людях, а ваша жена не сумела узнать вас за все годы — ответил Директор — она так верила в вас, уверяя, что ваш отказ невозможен! Учитывая ее заинтересованность, мы поверили тоже, не предусмотрев иного исхода, чем тот, что произошел — и оказались правы. Вы — не фанатик, готовый ради абстрактной цели рискнуть по-настоящему ВСЕМ.
Штрих не нашелся, что ответить.
— У нас никогда больше не будет друг от друга тайн — с тихой надеждой сказала Зелла, подняв на мужа заплаканные глаза — ради наших детей, не прогоняй меня, милый! Я не смогу жить без тебя!
В приоткрытую дверь заглядывали Леон-младший и Зелла-младшая. Приученные мамой не мешать папе, когда он занят, они не могли сдержать любопытства, понимая, что происходит что-то важное. Встретившись взглядом с отцом, они вбежали с веселым шумом, и тотчас умолкли, увидев слезы на мамином лице. — Вы поругались, папа?! — осуждающе воскликнул Леон-младший — мама, прости его, он больше не будет!
— Папа, прости маму! — присоединилась к нему Зелла-младшая, смешно складывая губы трубочкой — мама самая добрая, самая красивая, она тоже никогда больше не будет!
— Что не будет, дети? — улыбнулась Зелла — вы ничего не знаете!
— Все, из-за чего ты плачешь, мама! — вместе ответили брат и сестричка — ничто на свете не может стоить твоих слез!
Леон встал из-за стола и подошел к жене.
— Кто бросит камень — подумал он, вспомнив библейскую притчу — не может осуждать тот, кто сам не праведнее. Она совершала это, боясь разоблачения передо мной и людьми — но не может быть справедливым, когда человек лжет и предает, чтобы остаться честным в чужих глазах, а стоит ему честно раскаяться, как все презирают его! Она была еще девочкой, случайно попавшей в вихрь, который подхватил ее и понес; мы же прожили вместе все эти годы, вырастив двух чудесных детей!
— Ты будешь и дальше любить меня, забыв о своей вине передо мной? — спросил он — не надо любить из совести или из жалости. Но запомни: у нас не будет отныне тайн друг от друга.
— О Леон, милый!
Директор тактично отвернулся, не вставая с глубокого мягкого кресла.
— Дети, идите играть! — сказал он через минуту — а вы отвлекитесь друг от друга, голубки! Наше дело не завершено: я тратил здесь свое время вовсе не ради ваших семейных забот!
Стоящие посреди комнаты Леон и Зелла повернули головы, продолжая держать друг друга в объятиях.