До последнего дыхания. Повесть об Иване Фиолетове
Шрифт:
…Позднее других на заседание Совнаркома пришел Зевин — прямо из Сабунчинского районного Совета.
— Кажется, все, — сказал Шаумян, оглядев собравшихся. — Тогда начнем. Прежде всего разрешите сообщить, что Совнарком РСФСР под председательством товарища Ленина направил нам, в Баку, на нужды нашей промышленности пятьдесят миллионов рублей.
Раздались дружные аплодисменты, все заговорили разом, но Шаумян поднял руку, и в кабинете снова стало тихо.
— Расходование этих средств Владимир Ильич поручил мне, — продолжал Шаумян, — предписав при этом на первое
Фиолетову не раз приходилось начинать свое сообщение с горького признания: «Не справились… не сумели». Каждую неудачу в порученном ему деле он переживал как собственную, докладывая, очень волновался, бледнел, и, даже не слыша слов, можно было догадаться, хорошо или плохо прошел для него прожитый день. Ответственность и вину всего совнархоза Фиолетов брал на себя. Сегодня было иначе.
— Вчера мы добыли рекордное количество нефти — миллион триста тысяч двести один пуд. — Фиолетов помнил наизусть все цифры. — Отправили в Советскую Россию миллион сто. После национализации торгового флота моряки в полтора, в два раза увеличили ежедневную отгрузку. Хотя положение с нефтеналивным флотом продолжает оставаться напряженным.
Вторым стоял вопрос о хлопке, который поступал из Персии, спрессованные, перевязанные шпагатом большие тюки. Из них делали не только солдатские гимнастерки и женские платья, но и взрывчатку, такую нужную, чтобы разорвать полыхающее, стреляющее, кричащее кольцо окружения молодой республики.
Фиолетов доложил комиссарам, что в адрес Совнархоза РСФСР отправлено с начала навигации полтораста тысяч пудов сырца. Но этого мало.
— Выход? — спросил Шаумян.
— Покупать у наших крестьян на Апшероне.
Денег у Бакинской коммуны было мало. Пятьдесят миллионов рублей, взысканных с нефтепромышленников, почти все ушли на формирование красноармейских отрядов. Пятьдесят миллионов рублей, только что выделенные всероссийским правительством, еще не поступили.
— Хорошо, заключайте договора с крестьянами. Средства найдем.
Долго и велеречиво говорил комиссар продовольствия Цибульский. Фиолетов смотрел на его полное лицо, тугое щеки, упитанную фигуру, потом переводил взгляд на осунувшегося Алешу, на светящуюся от худобы Надю Колесникову. Делать из этого выводы было рано, но неприятный осадок на душе все же оставался.
— В Ленкоранском уезде скошено все сено, — продолжал Цибульский. — Уборку хлеба там начнут через десять дней.
— Скажите, сколько зерна прибыло вчера в Баку? — спросил Фиолетов.
— К сожалению, — Цибульский развел руками, — очень мало. Но причин для беспокойства нет. Хлеб в пути!
Фиолетов однажды бывал на Шандрюковской пристани и знал, как там трудно. О хлебе для пролетариев Баку позаботилась Москва. Его закупили на Северном Кавказе, но железные дороги были в руках белых, и зерно доставляли кружным путем — через Кизляр. Оттуда до Шандрюковской пристани — шестьдесят две версты — его везли на подводах, там грузили на лодки или плашкоуты и по мелководью тащили еще семь верст к стоявшим на рейде судам. В шторм всякие работы прекращались.
Доклад Цибульского Шаумян слушал нахмурясь.
— Я не разделяю оптимизма комиссара продовольствия, — сказал он. — Положение с хлебом катастрофическое. И если через несколько дней оно не улучшится, мы вынуждены будем освободить товарища Цибульского от занимаемой должности…
Остальные вопросы решили быстро. Несмотря на трудное финансовое положение, по просьбе комиссара просвещения Колесниковой учителям отпустили жалованье за каникулярные летние месяцы. Рассмотрели заявление матери убитого служащего почтового вагона и постановили выдать ей трехмесячное пособие.
— А теперь, как обычно, составим сводку новостей для Владимира Ильича, — сказал Шаумян. — О добыче нефти за неделю я уже записал. Что еще?
— Может быть, о новом «Союзе инженеров и техников», стоящем на точке зрения Советской власти? — предложил Фиолетов.
— Который, кстати, создан по инициативе председателя совнархоза… Отлично!.. Мешади. — Шаумян посмотрел на Азизбекова. — Вы только что вернулись из провинции. О чем мы доложим товарищу Ленину?
— Доложить есть о чем, товарищ Степан. Советскую власть признала последняя деревня на Апшеронском полуострове.
— Прекрасная новость для Владимира Ильича!.. Да, товарищи, наш Мешади из скромности не сказал, что на митинге в Шемахе в него стреляли и пуля пролетела в сантиметре от виска. О чем, кстати, я узнал от совершенно постороннего лица.
— Ну зачем вы об этом, товарищ Степан. — Азизбеков покачал головой.
— Затем, Мешади, чтобы все помнили об опасности, которая нам угрожает. Турки наступают. Борьба идет не на жизнь, а на смерть… А теперь я попрошу кого-нибудь из присутствующих отнести наш рапорт на радиостанцию. Хотя… — Шаумян взглянул в окно, — относить, пожалуй, не надо. Идет товарищ Громадчиков.
Инженер Громадчнков недавно прибыл в Баку с мандатом, подписанным Лениным, для организации радиосвязи с Центром и сейчас заведовал этой связью. Вместе с ним прибыла радиостанция и опытные радиотелеграфисты.
— Вам письмо, товарищ Шаумян, — сказал Громадчиков, подавая пакет.
Шаумян взглянул на почерк.
— От Владимира Ильича…
Он прочел письмо сначала про себя, потом вслух:
— «… Мы в восторге от вашей твердой и решительной политики. Сумейте соединить с ней осторожнейшую дипломатию, предписываемую, безусловно, теперешним труднейшим положением, — и мы победим».
…Был поздний вечер, когда Фиолетов возвращался домой. Он шел медленно, задумавшись, походкой очень усталого человека. Он думал о письме Ленина, о положении на фронтах, таком еще тревожном. Плохо обученные, впервые взявшие в руки винтовку, красноармейцы не могли сдержать наступление регулярной турецкой армии.
Уже возле дома Фиолетова остановил патруль.
— Стой! Кто идет? Именем революции…
Фиолетов достал из кармана пропуск. «Дан сей от коменданта г. Баку… для беспрепятственного прохода после 10 час. вечера».