До последнего слова

Стоун Тамара Айленд

– Наверное, ужасно глупо расстраиваться, да? Ведь то, что я тоже поеду, выяснилось в самый последний момент… – Мои слова повисают в воздухе, а я украдкой наблюдаю за реакцией Кэролайн. Она молча хмурится, и по ее лицу видно, что она отнюдь не считает мою обиду глупой.

– Маме Алексис было очень неловко, – продолжаю я. – Она разрешила мне выбрать любой подарок в сувенирной лавке.

– Надеюсь, ты выбрала что-нибудь жутко дорогое.

Качаю головой.

– После процедур мы сильно опаздывали на обед, так что никуда не зашли.

Кэролайн прикусывает

губу.

– Но зато погляди на мою кожу! – Я придвигаюсь чуть поближе. – Ну как, я правда помолодела на десять лет?

Кэролайн тоже придвигается.

– Хочешь сказать, ты теперь выглядишь на шесть? – спрашивает она, и я не сдерживаю смеха. Кэролайн тоже смеется. – Надеюсь, обед прошел лучше.

– Хуже.

Смех Кэролайн стихает.

– Как такое возможно?

– Когда мама Алексис позвонила в ресторан и попросила забронировать место не на четырех человек, а на пятерых, ей сказали, что сидеть им придется за разными столиками. Видимо, она решила, что столики все же сдвинут.

– Кошмар.

– Да. Ресторан оказался французским, в нем стояли крошечные столики, какие часто бывают в кафе…

– Погоди, так ты весь обед просидела за одним столиком с мамой твоей подруги, пока остальные веселились за другим столиком? – Как я рада, что мне не пришлось произносить это вслух. Случившееся по-прежнему не кажется особо веселым.

Скрещиваю руки на груди. Тогда, в ресторане, я пожаловалась на головную боль, чтобы меня поскорее привезли домой, но сейчас я чувствую, что голова действительно вот-вот разболится из-за всей этой истории.

– Я, наверное, слишком впечатлительная и обидчивая, да?

Ожидая ответа Кэролайн, разглядываю ее лицо. Глаза у нее узкие, с нависшими веками, но я уже не думаю о том, как сделать их больше при помощи теней. У них есть своя красота. Волосы уже не кажутся такими жидкими, и мне больше не хочется маскировать недостатки моей новой подруги. Я просто очень рада, что она рядом.

– Нет, мне так не кажется, – отвечает она.

– Честно? Скажи мне как есть. Я слишком много думаю, особенно когда дело касается моих друзей, и… не знаю… принимаю все слишком близко к сердцу. Ну то есть не всегда они виноваты. Порой виновата я сама. Но мне сложно разобраться, когда дело в них, а когда во мне, понимаешь?

Не знаю, доходчиво ли я выразилась, но Кэролайн смотрит на меня так, словно прекрасно меня понимает. Такое чувство, будто это я могу без труда прочесть ее мысли. Ей явно не нравится, что подруги меня обидели, вольно или невольно. И не важно, кто виноват в случившемся – они или я, – Кэролайн не может понять, почему я общаюсь с людьми, в которых без конца сомневаюсь. А еще ей за меня обидно, потому что мы с моими лучшими подругами с каждым днем все сильнее отдаляемся друг от друга и уже совсем не так близки, как в те времена, когда я делала коллаж, висящий у меня на стене.

Вспоминаю всех тех, кого видела тогда в «Уголке поэта».

– А ты, наверное, и не переживаешь о том, что думают о тебе друзья? – спрашиваю я.

Кэролайн

не отвечает, но мне это и не нужно. По выражению ее лица и так понятно, что я угадала.

– Повезло тебе, – говорю я.

Молча смотрю вниз, на свои ноги, вспоминая предыдущую ночь, когда я, уютно устроившись с фонариком под одеялом, до самого утра писала в блокноте дурацкие стихи, а потом проснулась с чувством пустоты, и в то же время настоящей эйфории. Я целый день думаю об этих стихах. Во время поездки мне просто не терпелось вернуться домой и снова начать сочинять.

Поднимаю глаза и вдруг замечаю пристальный взгляд Кэролайн.

– Что такое? – спрашиваю я.

Ее губы трогает робкая улыбка.

– Прочти мне одно.

Смотрю на нее, словно понятия не имею, о чем она говорит, но на самом деле прекрасно ее понимаю.

– Что прочесть? – уточняю я и слышу в своем голосе тревогу.

– Стихотворение.

Откуда она знает, что я начала писать стихи?!

– Прочти мне что-нибудь из синего блокнота.

Вскидываю голову, невольно раскрыв рот.

А про цвета блокнотов она откуда знает?

Кэролайн показывает на мой прикроватный столик, и я беспокойно ерзаю на месте, переведя взгляд туда, куда указывает ее палец – на стопку из трех блокнотов – красного, желтого и синего, – которая высится под лампой.

– Признайся, ты сочиняешь? – спрашивает она.

Я не отвечаю, но это и не нужно. По испуганному выражению моего лица Кэролайн наверняка уже успела понять, что она права. Нет, ни в коем случае нельзя ей читать мои стихи. Их вообще никому нельзя читать. Психо-Сью сказала, что я не обязана никому показывать записи из этих блокнотов. При иных условиях я вообще не стала бы в них ничего писать.

– Они у тебя мрачные? – уточняет она. – В этом нет ничего страшного. У меня тоже порой сплошной мрак.

– Да нет, не мрачные, просто… дурацкие.

– О, дурацкие и у меня бывают. Я не буду над тобой смеяться, обещаю.

– Нет, не могу.

– Прочти свое любимое. Не думай ни о чем, просто начни. Давай.

– Это ты мне говоришь «не думать ни о чем»? – со смехом спрашиваю я. – Кэролайн, да я ведь только и делаю, что думаю. Постоянно. Я так много думаю, что мне даже прописали таблетки, а еще я каждую среду хожу к психиатру. Я не могу «не думать ни о чем».

– Сэм.

– Что?

– Давай же.

Есть у меня одно подходящее стихотворение. Очень короткое. Меня от него не тошнит. Оно мне нравится. И мне даже синий блокнот не понадобится, потому что именно эти слова и крутятся у меня в голове целый день – и во время того нелепого массажа, и пока мы ехали в ресторан, и во время обеда. Эти строки стали частью моих повседневных мантр. Мешали разрушительным мыслям пробиться ко мне в сознание.

Выпрямляюсь. Руки у меня трясутся, поэтому я прячу их под ноги, набираю полные легкие воздуха, закрываю глаза и говорю: