До последнего вздоха
Шрифт:
Мама выкрикнула мое имя, и я услышала бешеный топот ее ног по лестнице. Я молила щенка, чтобы он отпустил, я тянула, вырывала руку, но от этого боль становилась только сильнее. Мама кинулась к нам, разжала челюсть собаки, и я в ту же секунду выдернула свою руку. Мама боролась с псом, пока ей не удалось вышвырнуть его на улицу и закрыть дверь. Он рычал, и через дерево слышался его лай.
«Больно! Больно!» – плакала я, когда мама обняла меня. Кровь была повсюду. На моей футболке. На простыне. Она взяла меня на руки и устремилась к двери. Пес продолжал
Да, это было до тебя. Поэтому не было странных падений. Ушибленных лбов. Несчастных случаев. Других травм. Которые на самом деле были зашифрованным посланием: нас снова избил отец. В тот раз мы были вдвоем, и это был всего лишь собачий укус. Мне наложили десять швов, и, когда мы приехали домой, неадекватный рычащий пес, которого, несмотря ни на что, я все еще любила, был отправлен в собачий приют.
Когда я посмотрела на тебя, стоящего на нашем крыльце, я увидела грустные глаза щенка, которого я обнимала в машине по пути домой в дождливый день. Ты смотрел на маму так, будто не верил в то, что она настоящая. И на меня ты смотрел так же. И ты стал на колени, чтобы положить ладони мне на щеки и сказать, что я такая же красивая, как мама. Но даже когда ты говорил это, ты выглядел грустным.
И я захотела взять тебя домой. Я не знала, что ты тоже укусишь.
8
Август,
память отпускает меня из своих объятий. Я вдыхаю, втягивая с воздухом все хорошо знакомые подробности этого воспоминания, которое так и не заняло свое место в общей картине. Как одна деталь пазла из тысячи элементов.
Мне нужны все детали. Как иначе я смогу собрать себя воедино? Как иначе я смогу найти свой путь?
Мама все еще наверху в ванной. Я все еще выглядываю из-за входной двери. Отец все еще на подъездной дорожке.
Но только когда я перевожу взгляд с отца на место на тротуаре, с которого он не сводит глаз, я вижу тебя. Отец крутит ключи на пальце и выглядит так, словно не может решить, в какую сторону ему идти. В ту же секунду я сбегаю по ступеням крыльца и оказываюсь во дворе. Я хотела бы, чтобы между вами оказалась толпа, численностью со все население нашего города, но здесь только я, а я всего лишь воздух.
Отец делает шаг в твою сторону.
– Ты друг Элли, да ведь?
Его походка ленивая, а голос негромкий.
Август, ты стоишь на тротуаре, порывисто дышишь, твоя грудь поднимается и опускается, пока ты сжимаешь и разжимаешь кулаки.
– Да, – говоришь ты тихо. А потом громче: – Да, я ее друг.
Отец кивает, у него мрачное лицо. Обеспокоенное. Я сглатываю. Это похоже на ловушку.
– Мне жаль, парень. Это стало ударом для всех нас. Ты бы видел мать Элли. Бедняжка, она совсем раздавлена.
Поначалу ты ничего не отвечаешь. А потом
– Я соболезную вашей утрате, мистер Уокер.
Отец снова кивает, медленно и серьезно. Его волосы зализаны назад и лоснятся от пота. У него мощная челюсть, кривой нос и темные, как ночное небо, глаза. Раньше я боялась темноты, потому что мне казалось, что я могу увидеть в ней его глаза.
По словам местных женщин, раньше отец был очень хорош собой. Он был очарователен. Он улыбался, подмигивал, и никто не мог устоять перед его чарами, его ложью. Никто не знал, что происходило в нашем доме на Сансет-стрит.
Никто не мог поверить, что человек, который всю свою жизнь проработал строителем, приходил домой и все ломал. Но так и было. И делал он это с улыбкой на лице.
Отец выглядит так, словно он вот-вот повернется к дому, но вдруг делает шаг к Августу, как будто что-то вспомнив.
– Она гуляла с тобой, так? Позавчера ночью? За пару дней до того, как это случилось?
Я моргаю. Мы гуляли вместе? Недавно? Меня разрывает от непонимания. Я даже не могу вспомнить, что было два дня назад.
Ты выглядишь напуганным. Смущенным. Переминаешься с ноги на ногу.
– А, ну, может, это был и не ты. Она вернулась домой и выплакала все глаза. Бедняжка. Некоторые просто так устроены, знаешь.
Отец вздохнул.
– Хмм, интересно, а что, если…
Но потом он махнул рукой, как будто пришедшая ему в голову идея была вздорной, и развернулся к дому.
– Что, интересно? – Ты делаешь шаг вперед, внезапно насторожившись.
– Ой, ну знаешь. Интересно, а что, если произошедшее той ночью заставило ее…
Отец замолчал. Ему не нужно заканчивать это предложение. Твое смятение говорит само за себя. Я была с тобой. Это написано у тебя на лице, но я этого не помню.
– Видимо, мы никогда не узнаем, – говорит отец, отворачиваясь.
Краешек его губы изгибается в жестокой усмешке. Я единственная, кто это видит.
Мой отец может причинить боль, не только наставляя синяки. Он всегда знает, что сказать, чтобы вывести тебя из равновесия. И тебе начинает казаться, что ты падаешь.
Но что же случилось позапрошлой ночью? Я никогда раньше не выходила гулять. Каждый вечер я ложилась спать, закрыв дверь к себе в комнату и положив на голову подушку, чтобы не слышать доносящиеся с другого конца коридора стоны.
Я смотрю на тебя. У тебя глаза на мокром месте, и ты дрожишь.
Твои глаза такие большие – мне кажется, что твои слезы могли бы затопить весь мир.
Я помню тот день, когда ты, Август Мэттьюс, появился в моей жизни.
Это был первый день в подготовительном классе начальной школы. Когда я тебя встретила, твоя внешность показалась мне забавной. Помню, я подумала, что твоя голова на размер больше, чем нужно, по сравнению с твоим телом и что твои огромные глаза напоминают блюдечки, в которые мы разливаем молоко для бездомных кошек, живущих в нашем районе.