До последней капли крови
Шрифт:
— Надо стучать, — отозвалась одна из женщин.
— Извините, — ответил он, — в тайге не учат хорошим манерам.
— Откуда вы? — Та, которая задала вопрос, была толстушка и хорошо одета.
— Из Лучинки.
— Лучинка, Лучинка… — Поискала в каком-то списке. — У вас же есть уполномоченный в Предивенске.
— Знаю, — сказал он, — но я хочу разговаривать с руководителем представительства.
— Его сейчас нет. А по какому вопросу?
— Это я скажу ему.
— Не очень-то вы вежливы, молодой человек.
— Я проехал сто километров
Женщина умолкла, внимательно присмотрелась к нему и сказала уже мягче:
— Садитесь.
Он уселся и начал разглядывать их обеих: хорошо одеты, симпатичные; на стене над письменным столом висел портрет генерала Сикорского.
Сотрудница включила электрический чайник и вынула из ящика пакетик с кофе, какого он никогда не видел, наверняка английский. Насыпала ложечкой кофе в стаканы и ждала, пока закипит вода. С утра он ничего не ел, к тому же очень хотелось пить. Ждал — может, предложат. Нет. Он встал.
— Не угостите ли меня кофе?
Взглянула на него.
— Сколько… тебе, собственно, лет?
— Семнадцать.
— Голодный?
— Да.
Пожилая сотрудница выдвинула ящик письменного стола, достала хлеб и банку мясных консервов.
Он даже не поблагодарил ее. С уже набитым едой ртом спросил:
— Были в ссылке?
— Была, — промолвила женщина тихо.
— Думал, что вы уже забыли.
Не услышал ответа, потому что в это время вошел руководитель представительства, мужчина среднего возраста, выглядевший энергичным и симпатичным.
— Этот молодой человек… — начала пожилая сотрудница.
— Хочу с вами поговорить, — резко перебил юноша. — Я проехал сто тридцать километров, чтобы добраться сюда.
— Заходи.
Кабинет был небольшой, но прилично обставленный. Над письменным столом тоже висел большой портрет генерала Сикорского.
— Сколько тебе лет? — спросил руководитель представительства. — Откуда ты, где родители?
— Меня зовут Збигнев Трепко, мне семнадцать лет, приехал из Лучинки, о родителях ничего не знаю.
— Понимаю. — Руководитель представительства помолчал минуту. — Ситуация тяжелая для всех нас. Чего ты ждешь от меня, чем я могу тебе помочь?
— Хочу знать, что с матерью, и хочу в армию.
Руководитель представительства сел за письменный стол.
— Это было так, — начал Збышек, — не знаю, на какой станции высадили мать из эшелона, не знаю, как эта станция называлась, потом искал ее на карте, это могло быть километров двести — триста не доезжая Новосибирска.
Руководитель вздохнул.
— Не знаю, чем тебе помочь, мой мальчик. — И спросил спустя минуту: — А много там поляков, в этой Лучинке?
— Более десятка семей.
— А условия какие?
— Как везде. Работают в леспромхозе, колхозе, смолокурне…
— Надо переждать. Ничего больше посоветовать тебе не могу. Переждать. — Встал, склонился над Збышеком. — Скажу тебе кое-что, мой мальчик… Они проиграют эту войну, и тогда мы поговорим с ними иначе, тогда все наши обиды, а накопилось их много…
— Кто это — они?
— Русские, разумеется.
Трепко удивленно посмотрел на руководителя представительства:
— А кто побьет немцев?
— Англичане, американцы, мы… Ты же не любишь их.
— Тех я тоже не люблю, — отпарировал Збышек, — А вы можете направить меня в армию?
— Нет.
— А что можете?
Руководитель молчал; теперь он показался Збышеку очень старым, ему стало даже жаль этого человека.
— Я не отступлю, — сказал он, — я должен попасть в армию. И должен узнать, где моя мать. Поеду в наше посольство в Куйбышев, куда-нибудь еще. Говорят, что армия формируется в Бузулуке. Где этот Бузулук?
Руководитель пожал плечами.
— Далеко, — сказал он и тотчас же добавил: — Никуда ты не поедешь, знаешь, что творится на железной дороге? Поймают тебя, отправят обратно.
— Сбегу.
— Такой упорный? — улыбнулся руководитель. — Подожди еще год и пойдешь в армию.
— Не могу, — повторил Трепко.
Руководитель представительства вынул из ящика стола блокнот, взял ручку.
— Сообщи мне свои данные. Если ты хотя бы знал, на какой станции высадили твою мать.
— Не знаю.
— А отец? Что ты, собственно, знаешь о своем отце?
— Конкретно ничего.
— Жив?
— Не имею понятия, — ответил холодно Збышек.
— Служил в армии?
— Тоже не знаю. Был коммунистом, — заявил он вдруг.
— Ах так… — Руководитель делегатуры раздумывал минуту. — Поступай, как хочешь. Напишу, чтобы выдали тебе сапоги, это по крайней мере могу сделать.
— Спасибо.
И из Красноярска Збышек поездом добрался до этой станции. Даже не знал, как далеко отсюда до Куйбышева. В кармане у него было несколько десятков рублей, поэтому он мог надеяться купить что-нибудь из еды. Встал в очередь в станционный буфет. Если поезд тронется, успеет вскочить в него. И в эту минуту увидел патруль. Милиционеры шли вдоль очереди, словно разыскивая кого-то. Проверили документы у молодого мужчины. Трепко решил не ждать, выскользнул из очереди, но, когда находился уже в дверях вокзала, услышал окрик «Стой!». Он даже не обернулся, выскочил на перрон, перемахнул через буфера между вагонами, спрыгнул вниз и увяз в снегу. Увидел прямо перед собой солдата, который выпрыгнул из поезда. Бежать было бесполезно. Через минуту Збышек, уже без шапки, стоял перед двумя милиционерами из патруля. Мешок со всеми его пожитками лежал на снегу.
— Ты кто? — спросил милиционер. — Спекулянт? Предъяви документы.
— Какие еще документы?!
— Поменьше болтай!
Милиционер склонился над мешком и вывалил на снег его содержимое: рубашку, старые, изношенные сапоги — новые, которые получил от руководителя представительства, были на нем, — фотографию матери в молитвеннике и томик стихов. Милиционер осмотрел книги и больше уже не спрашивал документы, видимо, не впервые сталкивался с такого рода скитальцами.
— Поляк?
— Да.