Шрифт:
Все имена и фамилии вымышлены,
любое совпадение является случайным.
1
После убийства Бориса Моисеева наступило затишье. Пугачевой, Агузаровой, Сюткина давно уже не было в живых, стремительно подходили к концу составы всех Фабрик, Блестящих, Виа-Гры и прочих Лицеев. Чай вдвоем пел теперь в один голос, спрятавшись где-то в ракетном бункере под Челябинском, но, судя по унылым песням на сольном диске, понимал, что дни его сочтены. Верка Сердючка пыталась бежать в мужском платье в Австралию, однако, при такой популярности шансов у нее не было. Самолет сбили переносным зенитным комплексом "Стрела" еще над Химками. Дольше других прятался маленький юркий Газманов, но и он, в конце концов, был взорван кем-то из участников лихих азартных соревнований, охвативших всю страну. Разумеется, фамилии победителей в этом виде спорта оставались неизвестными широкой публике, поскольку любая известность немедленно превратила бы охотника в дичь.
Впрочем, что тут долго рассказывать. Если вы читаете эти строки, значит, вам удалось ничем не прославиться, не стать популярной личностью и дожить до наших интересных времен. А, стало быть, все это вы знаете сами.
Но вот о чем вы точно не слышали, так это о маленьком японском ресторанчике, зажатом посреди Москвы, в тесном углу между Малым и Большим Казенными переулками. Вряд ли случайному прохожему придет в голову заглянуть сюда даже мимоходом, во время прогулки по Лялину переулку. Ни вывеской, ни кулинарными запахами не выдает себя скромное заведение, а между тем, оно известно... тьфу! Что за дикое слово! Нынче его почти не произносят. Лучше скажем - знакомо кое-кому из людей весьма влиятельных, а, главное, состоятельных. Нет, во дворе ресторанчика не толпятся, как встарь, бронированные "Мерседесы" и "Бентли", дураков теперь нет. Сюда приезжают, максимум, на мотороллере, чаще - на велосипеде, а то и на своих двоих. Внутри ресторанчика тихо, немноголюдно. Редкие посетители степенно сидят на подушках, скрестив ноги, вкруг низеньких столиков и потягивают теплую, жиденькую японскую водку, заедая рисовыми комочками, отдающими рыбой. Беседуют неспешно.
– Говорят, Беззубого видели в Таллинне. Опять зубы вставил...
– Да ладно! Что он, с ума сошел? Тринадцатый в рейтинге! На него ставки по поллимона!
– Прямо топ-мишень!
– Ну, топ, не топ, а охотников хватает...
– Так он же не поет давно!
– Если бы он еще пел, так за него бы и по лимону давали...
2
В тот день в Синем зале, обитом покойно и таинственно поблескивающим шелком, сидели всего четверо посетителей, но зато это были такие четверо, что весь персонал и сама хозяйка ресторанчика, засучив кимоно, стремительно летали на цыпочках, боясь лишним звуком, вздохом, неуместным выражением глаз отвлечь высоких гостей от важных дум.
– А что, Светлана Юрьевна, не повредил ли мой Шустрик вашего Механика?
– с ядовитой любезностью осведомлялся лощеный молодой человек у сидевшей напротив дамы средних лет.
– Не надейтесь, - неприветливо отвечала та.
– Оклемался. Он еще вашего Шустрика хоронить будет!
– Хоронить?!
– молодой человек беззаботно расхохотался.
– При нынешних охранных системах хоронить обычно нечего.
– И правильно, я считаю, - сказал плотный мужчина с тяжелым чиновным лицом.
– Хорони их еще! Экономить надо государственные средства!
– Экономист!
– фыркнула дама. - А сколько ты на Меладзе поставил? Не пожалел государственных?
– При чем тут это?!
– мужчина грозно сдвинул косматые брови.
– Тоже еще, счетная палата нашлась!
– Друзья! Друзья!
– воззвал сухой седовласый джентльмен, сроду друзей не имевший.
– Ближе к делу! Кого будем играть? Есть мишени?
– У меня пусто, - сразу заявил молодой человек.
– Некогда было. Работы много.
– Ага, у меня тоже, то подкомиссия, то выборы, - вздохнул руководящий мужчина.
– Горю на работе.
– Прискорбно, господа, прискорбно, - седовласый радостно потер руки.
– Ну, Сержу еще простительно, - сварливо заметила дама.
– Но в твоем возрасте, Кузьмич, с работой пора завязывать. Пусть референты бегают.
– Толку с них, как с козла молока!
– отмахнулся Кузьмич.
– Попросил, вот, мишень подыскать - и то обосра...
– Осторожно!
– поморщился седовласый.
– Здесь дама!
Кузьмич медленно перевел на него осовелые от водки глаза.
– Я говорю: оба сразу в кусты. Огласки боятся.
– А вы не боитесь?
– спросил Серж.
– Боюсь, - Кузьмич брезгливо поковырял палочкой рыбный требушок, торчащий из рулона черных водорослей, и выпил, не закусив.
– Боюсь, что скоро играть некого будет!
– Попрятались, суки!
– заключила Светлана Юрьевна, не смущаясь присутствием дамы.
Седовласый поднял палец. Лошадиное лицо его треснуло желтозубой улыбкой.
– В таком случае, господа, позвольте мне предложить вам мою кандидатуру...
– Сдурел, что ли, Леопольд?
– прервал его Кузьмич.
– На себе не показывай!
– Пардон, - седой тряхнул адмиральскими бакенбардами, - кандидатуру, намеченную моим собственным бюро.
Шикарно-небрежным жестом он выбросил на стол стопку фотографий, словно объявляя тузовый покер. Фотографии пошли по рукам.
– Это кто ж такой?
– Кузьмич озабоченно протирал очки.
– Не трудитесь, не узнаете, - усмехнулся Леопольд.
– Вот антропометрические схемы. То же лицо, но без усов и бороды...
Он выложил еще несколько листков.
– Ух ты...
– восхищенно прошептал молодой человек.
– Попался все-таки!
– Какой хорошенький!
– всплеснула руками Светлана Юрьевна.
– И не постарел совсем!
– Ё-моё!
– дошло, наконец, и до Кузьмича.
– Это ж миллионный цены мишень!
– Ну что, господа, - спросил довольный произведенным эффектом Леопольд.
– Кто хочет стать миллионером?
– Играю!
– заявил Серж.
– Играю!
– сказала Светлана Юрьевна.
– Ептить, конечно, играю!
– Кузьмич треснул кулаком по столу.
– Одно условие, - быстро добавил Леопольд, - я обеспечил мишень, поэтому моя ставка автоматически удваивается.
Трое переглянулись.
– Идет! Когда старт?
– Завтра, в десять ноль-ноль, - Леопольд поднялся во весь свой аристократический рост.
– Готовьте ваших шутеров, господа! Охота обещает быть незабываемой!
3
В соседнем, желтом зале, собралась публика с виду попроще, но для общего, дорогого и тайного дела, может быть, самая важная. Это были лучшие шутеры тотализатора, никому не известные за пределами скромного закусочного заведения, и только оттого до сих пор живые.