До различения добра и зла
Шрифт:
Зачем я вдаюсь в эти подробности? Из двух соображений.
Первое. Перед этим на десятках страниц я долго распространялся о «страданиях юного Вертера», о метафизических исканиях, о тонкой духовности. И вот, «пожалуйте, мадам, бриться» – чисто материальная жизнь, жизнь грубая, простая, здоровая. Каков контраст!
Второе. Пройдя все это, начинаешь не только понимать, но и чувствовать каждой клеткой тела сущность российской государственности. Это очень полезно для дальнейших умозрений в области социально-политических теорий. Нашим государственникам, славянофилам, радетелям о русском народе и его высшем
Но, странное дело, радетели государства, как правило, не спешат на службу, в рядовые. Иногда я подшучиваю над своим другом: «Как же так? Я – либерал и западник, чуждый России человек, уже давно жирующий на баснословные гонорары ЦРУ, выполнил свой патриотический долг. А ты – славянофил и государственник – ловко уклонился от него?»
Из всех моих знакомых и друзей – поклонников российской государственности – лишь один побывал в армии. Но его опыт не пошел ему в знание. Через пару месяцев близкого знакомства с российской государственностью в лице ее армии у него начались галлюцинации, и он угодил в психушку. Теперь же, много лет спустя, этот опыт не является его опытом. Эта область существует невротически отдельно от его личности. Она окружена фантазиями и умолчаниями. Идея могучего государства типа СССР господствует в его сознании, опыт же личной жизни в этом государстве упрятан в подвалы бессознательного.
Конечно, все это звучит непатриотично. Но почему патриотизм состоит в том, чтобы врать и скрывать правду? Если это так, то я не патриот.
Недавно мой друг заметил мне на это: «Твое отрицание фетишей вредно. Только они позволяют управлять людьми и подвигать их на великие дела!»
Он прав – для использования масс фетиши весьма полезны. Но мне отвратительно использование масс. Мне отвратительны люди, делающие это. Они – ужасные чудовища, бессовестно пожирающие чужие жизни. Их глаза горят верой в великие ценности, они полны решимости достичь их любой ценой. Они сидят в теплых бункерах, в тиши и уюте, и между чашкой кофе и хорошей сигарой по телефону отдают приказ бросить еще один миллион солдат в пекло боя.
Когда я беседую с патриотами-государственниками, я вижу по их глазам, что именно так они видят себя в будущей великой России. Их дурманит величие власти, их опьяняет вид российских флагов над куполами Константинополя, и ни один из них не видит себя на заснеженном поле с развороченным животом, тихо умирающим под завывание ветра.
Они слушают меня и говорят мне, что я – не русский человек. «Ты предатель» – говорят они мне.
Пусть! Если компания предателей – это единственная альтернатива этим людям, то лучше быть предателем.
Был бы я максималистом, я не подал бы им руки при встрече. Но я не максималист. Сидим за одним столом, пьем водку.
В России за патриотическим воспитанием всегда скрывается ложь и непорядочность.
Вот, в который раз, смотрю по телевизору советский фильм о двух сельских вдовах, что после боя собрали тела павших воинов, и похоронили их. Десятилетия они навещают могилу. В какой-то момент им начинает казаться, что их мужья и сыновья, павшие где-то в бою, похоронены здесь. Весь конфликт фильма состоит в том, что начальство просит их разрешить перенести останки солдат в центральное село, где они получат полагающиеся им почести. Отличный патриотический фильм! Но все ложь и надругательство над памятью павших!
Что ж спорить о десятке останков павших солдат! К чему это? Выйдете в русское поле или лес и вы найдете миллионы не погребенных русских солдат. Их кости уже шестьдесят лет гниют в оврагах и болотах, перемалываются гусеницами тракторов, пашущих землю!
Об этом не снимают фильмов. Кому нужен такой фильм? Ведь чего доброго после такого фильма русский человек не так охотно полезет в пекло по приказу жирующих генералов и политиков.
Конечно, я – предатель! Мой коллега-патриот чуть не убил меня, когда услышал подобные речи. Ему показалось, что я осквернил память павших, говоря все это.
Мне же вспоминается моя бабушка – простая русская женщина. Первый ее муж – мой дед – сгинул в сталинских лагерях. От второго осталось лишь письмо, которое он написал из-под Вышнего Волочка. Видно, там, в бою и сложил он свою голову. «Где лежат его кости? Одному Богу то ведомо» – заканчивала она, плача, свой рассказ о нем.
Какие слова мне найти, чтобы хоть немного пробить безумие «государственников»?! Довольные, они хлопают меня по плечу и, улыбаясь, говорят: «Вот увидишь, Серега, как замечательно все будет устроено в возрожденной Российской империи!!! И тебе место найдется. Преподавать и писать книги, конечно, мы тебе не позволим – вредный и опасный ты для России человек. Но кусок хлеба ты получишь и будешь сыт»
Проклятие! Я даже не смогу насладиться в будущем их отрезвлением и раскаянием. В тот момент, когда возрожденная империя, сожрет еще несколько десятков миллионов жизней, и погрузит Россию в новую пучину кровавой смуты, эти люди будут мертвы. А те из них, кто выживет, снова искренне будут говорить о том, что заокеанские недруги, да местные жидо-массоны вновь испортили все дело и погубили страну. Бедная, бедная Россия!
Но, впрочем, продолжим. Я попал в учебную часть, где меня пол года учили на телефониста. Это первая моя удача. Здесь почти не было «дедов». Те же «деды», что командовали нами, были сержантами, так что неофициальное порабощение ими совпадало с официальной субординацией. Это было не так унизительно.
Таким образом, первые столкновения мне пришлось выдержать с равными мне, равными по положению.
Сначала это были простые конфликты на бытовой почве.
То я не понравился какой-то «горилле» и она ударила меня штык-ножом – благо тот был туп, туп как все штык-ножи в нашей армии, и не пробил моей телогрейки. От этого недруга я быстро избавился. Он разбил челюсть сослуживцу за то, что тот не положил ему, будучи раздатчиком пищи, хорошего куска мяса. Дело замяли, но «горилла» присмирела.
То меня «отметелил» десяток армян. Дело было так. Я брился. Между мной и умывальником было сантиметров сорок. Именно в это пространство и вклинился маленький армянин. Вклинился и начал умываться – я для него оказался пустым местом. Мои протесты повлекли ссору. Сбежалась толпа армян и изрядно отходила меня. Сегодня я знаю, как следовало поступить в этой ситуации – бритвой порезать нескольких нападающих. Это была бы победа, которая обеспечила бы мне спокойную жизнь. Но тому Белхову – гуманисту и интеллигенту – это в принципе не могло прийти в голову.