До самой сути
Шрифт:
— Слушаю.
— Извините меня, старина, что поднял вас ночью.
— Поручение выполнено в указанный срок.
Ни малейшего намека на состояние Пи-Эм во время предыдущего звонка, а ведь бывший окружной судья не мог его не заметить.
— Очень признателен. Вы, конечно, знаете, что мы отрезаны разливом и, вероятнее всего, я попаду в Ногалес не раньше чем через несколько дней.
— Вас интересуют подробности, связанные с поручением, которое вы мне дали?
Ривз произнес свою тираду невозмутимо ледяным тоном, и можно поручиться, что на лице его не
— Если это не слишком затруднительно, Ривз.
— Мне гораздо затруднительней умолчать о них.
Он изложил факты ровным, монотонным голосом, ни разу не запнувшись.
— Прежде всего я задал себе вопрос, кто может одолжить мне тысячу долларов до открытия банка.
— Извините меня, Ривз.
— Не за что. И не перебивайте, пожалуйста. Я подумал о своем друге Хуане Пересе, владельце ресторана «Подземелье». Во-первых, Перес встает рано; сам вместе с шеф-поваром закупает продукты: во-вторых, по воскресеньям «Подземелье» работает на полную мощность, значит, в кассе должны быть деньги. Словом, я отправился за изгородь. Своего друга Переса я застал среди ведер с водой и тряпок для мытья пола.
Ривз наверняка явился туда при полном параде. Картина. Семь утра, «Подземелье». Персонал, засучив рукава и не жалея воды, надраивает пол, а тут адвокат-американец степенно просит позвать хозяина.
— Он без всяких разговоров обменял мне чек на банкноты.
Интересно, как объяснил Ривз свою сногсшибательную просьбу? Вероятнее всего, никак. Он не из тех, кто пускается в объяснения: его мало волнует, что о нем подумают.
Ривз неторопливо рассказывал:
— Затем я отправился на поиски улицы Витториа дель Сарто и, наведя справки у самых осведомленных лиц, в том числе у случайно встреченного мною комиссара полиции, был вынужден констатировать, что в Ногалесе, Сонора, такой улицы не существует.
Пи-Эм раскрыл было рот, чтобы снова извиниться, но его компаньон тем же тоном продолжал:
— Зато я выяснил, что есть улица Витториа де Сатто, на которую и вышел, спустившись по какому-то переулку. Меня чуть не сшиб с ног осел, нагруженный двумя бурдюками с водой. В ответ на мой звонок в доме сорок один раздались различные звуки. По меньшей мере трое детей подошли к дверям и рассмотрели меня через окошечко вроде тюремного волчка. Кто-то довольно долго расхаживал взад и вперед, после чего толстая, наспех одетая женщина в бигуди боязливо отворила дверь и осведомилась по-испански, что мне нужно.
Я ответил, что принес ей тысячу долларов, и она воззрилась на меня еще менее любезно.
— Мне, сеньоре Эспиноса?
— Я действительно имею поручение передать сеньоре Эспиноса тысячу долларов.
Вышел мужчина, прислушался к разговору и посоветовал ей на местном диалекте — думал, я не пойму:
— Да бери же. Чем ты рискуешь?
В коридоре толпились дети. Они были крайне возбуждены.
— Еще раз извините, Ривз. Мне совестно…
— Угодно вам слушать дальше? Я заранее приготовил расписку, но когда сказал женщине, что надо расписаться, она чуть не захлопнула дверь у меня перед носом.
Тут вошла еще одна особа, которая попыталась скрыться от меня, потому что была не одета. Это блондинка, с тонким, но изможденным лицом. По-испански она не знает. Она тихо сказала что-то мадам Эспиноса и утащила ее в глубь коридора, а я остался на пороге, и дети поочередно выходили глазеть на меня.
Обе с трудом понимали друг друга. Американка увела собеседницу в одну из комнат, где они продолжали свои сложные переговоры с помощью мужчины, пытавшегося служить им переводчиком. Тем временем на улице собралась целая куча мексиканских мальчишек.
Бедный Ривз!
— Наконец мадам Эспиноса вернулась и протянула руку. Прежде чем отдать банкноты, я показал расписку, и она опять заколебалась. Позади нее раздался умоляющий голос:
— Ради Бога!
Она собралась с духом, расписалась, схватила деньги и поскорей захлопнула дверь.
— Это все. Расписка, разумеется, будет передана вам по первому требованию.
— Страшно сожалею, Ривз. Я вам все объясню.
— Совершенно незачем. Вам достаточно перевести на мой счет тысячу долларов, как только уровень Санта-Крус сделает возможной доставку почты.
Опуская трубку, Пи-Эм чувствовал себя почти больным от стыда. Идиотская история! Торопиться с выплатой до открытия банков не было никакой нужды. И главное, сумма оказалась смехотворно завышенной. Все это лишь насторожит сеньору Эспиноса, и есть основания полагать, что сейчас половина Ногалеса уже в курсе дел американки с тремя детьми.
— Что-нибудь съешь?
— Попозже.
— Мне тоже не хочется.
— Остальные были очень пьяны?
— Да, но меньше, чем ты.
Нора сказала это без всякого упрека — просто в порядке информации.
— Что ты намерен делать?
И тут же без околичностей и подходов, без напускного безразличия или вкрадчивости, неизбежных в таких случаях у большинства женщин, она спросила:
— Тебе не кажется, что самое разумное — сказать мне, кто он?
Она ясно видела, что Пи-Эм пришиблен, размяк, потерял контроль над событиями. Он не стал колебаться:
— Это мой брат.
Она все так же бесхитростно призналась:
— Я догадывалась об этом с первой минуты знакомства.
— По-твоему, мы похожи?
— Не в буквальном смысле. Но фамильное сходство заметно. Особенно когда вы смотрите друг на друга.
Такой взгляд бывает только у братьев и сестер.
— Я очень беспокоюсь, Нора.
— В Мексике его ждет жена?
— Да.
— Что он натворил?
Почему он не признался ей раньше? Как бы это все упростило! Нора не загорелась от любопытства на манер Лил Ноленд. Она расспрашивает по-товарищески, хочет помочь. В сущности, они всегда были именно товарищами. А вышла она за него после смерти Мак-Миллана, вероятно, лишь потому, что не могла жить одна в долине. Возраст у него был подходящий, он пользовался репутацией дельного адвоката и порядочного человека.