До самых кончиков
Шрифт:
Взгляд переехал с лакированного ботинка выше, на крепкую жилистую лодыжку, обтянутую носочком в ромбиках. Лихой золотисто-зеленый узор не прятал упругих мышц. Над носком нависала серая штанина с идеально отутюженной складкой. Элегантный покрой фланелевых брюк подчеркивал мускулистые бедра. Ноги длинные. Не иначе теннисист, подумала Пенни. По шаговому шву взгляд сам собой, как по рельсам, доехал до изрядного вздутия в промежности, будто там прятался кулачище.
Горячее и мокрое защекотало девичий живот. Галлон убойной смеси из соево-диетического латте-моккачино-венти-макиато с пониженным содержанием кофеина проник сквозь одежду и ручьями растекался по бесценному ковру.
Даже
Внезапно мужской голос нарушил зачарованную тишину. Прозвучал он решительно, хотя мягкостью не уступал персидскому шелку.
– Разве мы знакомы? – с насмешливой озадаченностью произнес мужчина.
Пушистые ресницы Пенни затрепетали. Откуда-то издали проступило лицо. Серый фланелевый костюм венчали знаменитые черты, хорошо ведомые любому читателю супермаркетных таблоидов. Голубые глаза, на лбу светлая мальчишеская челка. От вежливой улыбки играют ямочки. Лицо гладко выбритое, приятное и безмятежное, как у куклы. Между бровями и на щеках ни складки; человек живет без забот и хлопот. Хотя из таблоидов Пенни помнила, что ему стукнуло сорок девять. И по едва заметным «гусиным лапкам» не скажешь, что их обладатель привык улыбаться.
Не поднимаясь, Пенни так и ахнула:
– Это же он! – Всхлип. – В смысле, который вы!
Клиентом фирмы он не числился. Ровно наоборот, ему предстояло быть ответчиком в деле о моральной компенсации. Надо думать, сюда его пригласили для дачи показаний.
Мужчина расположился в гостевом кресле с резной спинкой. Настоящий чиппендейл, обитый алой кожей. От мебельной политуры и обувного крема щипало в носу. Все стены были увешаны дипломами и заставлены стеллажами с томами по юриспруденции в кожаных переплетах.
За спиной гостя виднелся могучий стол красного дерева; после едва ли не вековой ручной полировки пчелиным воском столешница теперь отливала темно-малиновым. На дальнем конце стола вырисовывался сутулый силуэт с не менее багровой – в тон обстановке – лысиной, усыпанной старческой гречкой. Глаза слезятся, лошадиная физиономия перекошена от злости, тонким трясущимся губам не спрятать испорченные никотином вставные зубы. На всех дипломах и сертификатах каллиграфическим почерком выведено: «Альберт Бриллштейн».
В ответ на ее нелепое бормотание тот, что помоложе, галантно осведомился:
– Кто же вы, юная леди?
– Ровным счетом никто, – рявкнул из-за стола старший совладелец фирмы. – Ей тут вообще не место. Она сопля на побегушках, трижды завалившая экзамен в адвокатуру!
Пенни вздрогнула как от пощечины и, пристыженно отведя взгляд от голубых очей, вновь поймала свое отражение в зеркальной глади ботинка. А ведь шеф прав. Она ноль без палочки. Подиподайка. Неотесанная деревенщина, приехавшая в Нью-Йорк в поисках… как ее… лучшей доли. Типа того. Жестокая истина: ведь ей и вправду светит не сдать пресловутый экзамен. Так и будет перебирать бумажки, подносить кофе – и до конца своих дней не видать ей чего-то замечательного, чудесного.
Не дожидаясь, пока она встанет, мистер Бриллштейн скомандовал:
– Вон! – Ткнув костлявым пальцем в сторону двери, он рявкнул: – Убирайся!
В кармане блузки зашелся дрожью мобильник. Можно даже не смотреть, и так ясно, что это Моник пылает праведным гневом.
Бриллштейн прав. Ее место не здесь, а где-нибудь в пригороде Омахи. Выйти там замуж за незлобивого выпускника «Сигма хи», родить ему пару ребятишек, и чтобы третий был уже на подходе. Да, такова ее доля. Ходила бы сейчас в детских слюнях вместо эспрессо.
Ее отражение в ботинке съежилось до размеров Алуэтты д’Амбрози на экранчиках мобильников. На глаза навернулись слезы, одна предательски скатилась по щеке. От ненависти к самой себе хотелось кричать. Пенни украдкой смахнула соленую каплю в надежде, что никто не заметит. Упираясь руками в ковер, она попробовала встать, однако смесь из карамели, взбитых сливок и шоколадного сиропа держала намертво. Даже если выйдет подняться, блузка наверняка промокла и теперь просвечивает.
При всем своем невинно-добродушном оттенке голубые глаза смотрели на нее не мигая, под стать настоящей камере. Фиксировали, взвешивали, запоминали. До красавца ему так же далеко, как и ей, зато какой волевой подбородок! Так и веет уверенностью в себе.
– Мистер Максвелл, – залебезил Бриллштейн, – прошу прощения за сей жуткий инцидент. – Он схватил телефон и потыкал в кнопки. – Не беспокойтесь, нахалка покинет это здание немедленно. Охрана! – рявкнул он в трубку.
Судя по яростному тону, Бриллштейн явно вознамерился скинуть ее с крыши.
– Позвольте помочь, – предложил блондин, наклоняясь ближе.
На пальце сверкнул массивный камень. Позже Пенни узнает, что это третий по величине рубин, добытый в Шри-Ланке. Раньше сей великолепный камень принадлежал султанам и махараджам, а теперь стал ее шансом на спасение. Ладонь, стиснувшая руку девушки, оказалась на удивление прохладной. Не менее поразительная сила вздернула ее на ноги, а затем губы – те самые, что целовали кинозвезд и принцесс крови – промолвили:
– Поскольку вечер у вас освободился, не согласитесь поужинать со мной?
Продавщица в «Бонвит Теллер» смерила Пенни пренебрежительным взглядом.
– Что-то интересует? – ехидно осведомилась она.
Пенни бежала к магазину все восемь кварталов от метро и никак не могла отдышаться.
– Платье? – неуверенно пробормотала она. И уже решительнее добавила: – Вечернее.
Продавщица оглядела клиентку с ног до головы, не упуская ни единой детали. От ее внимания не ускользнули ни до трагичности контрафактные туфли от «Джимми Чу», купленные на распродаже в Омахе, ни сумочка с потрепанным ремешком и пятнами от орехового пирога. Френч а-ля «Бербери» не скрывал блузки, заляпанной кофе со сливками, так что от самой платформы ее преследовали мухи, учуявшие запах сладкого. Непринужденным жестом Пенни попробовала отогнать назойливых насекомых. Человеку непривычному она, должно быть, казалась городской сумасшедшей. Продавщица затягивала с решением, и Пенни захотелось развернуться – хотя бы и на сбитых каблуках, – чтобы показать спину чванливой дамочке.
Та, в свою очередь, изрядно смахивала на светскую львицу с Манхэттена. В «Шанели» от макушки до пят. Маникюр безупречен. Никаких тебе мух на светлом челе без единой морщины. Даже над идеальной укладкой, подлые, не вьются.
Наконец продавщица равнодушно процедила:
– Для спецоказии?
Пенни открыла было рот объяснить ситуацию, но вовремя прикусила язычок. Первый мужчина на свете пригласил ее отужинать. Скажем, в восемь? – предложил он. В «Ше ромен»? В самом дорогом заведении города, если не всего мира. Столик там заказывали за несколько лет вперед. Лет! Он даже согласился не заезжать за ней, а встретить на месте. Не хватало, чтобы миллиардер увидел ее квартирку – на шестом этаже, лифта сроду не было, – которую Пенни делила с двумя соседками. Конечно, она прямо умирала от желания похвастаться. В хорошие новости начинаешь сам верить, лишь когда поделишься ими с как минимум дюжиной человек. Но эта спесивая особь из «Бонвит Теллер» просто лишний раз убедится, что Пенни – чокнутая бомжиха, приперлась тратить ее драгоценное время.