До следующего раза
Шрифт:
Мы с Сашкой одновременно схватились за рукоятку люка. Увы, это был последний механизм, который нас послушался. Ирисовые створки бесшумно раздвинулись, с легким хлопком уравнялось давление, и… все стрелки, все зайчики и все индикаторы дружно прыгнули на нуль. Пульт отключился. Напряжения в сетях как не бывало. Жужжание пульсации в аварийном блоке с микрореакторным дублированием и двойной защитой медленно смолкло.
— Саш, а Саш, — почему-то шепотом позвал я. — По-моему, нам крышка. Это совсем другая планета…
Щурясь от яркого света, Саша высунул голову в люк и долго-долго стоял так, оглядывая горизонт.
— Нет, Костик, — наконец сказал он. — Планета та самая. Просто нашего «жука» кто-то опустил в формалин…
…Вторые сутки мы бродили по песку, стараясь не терять из виду капсулу. Компас здесь был без надобности: магнитное поле отсутствовало начисто. Питания и воды хватит на две недели, еще есть НЗ — дополнительные пять суток надежды, а дальше что? Даже если чудом заработает передатчик, какие новости мы сообщим? Торчим в песках, а где они находятся, понятия не имеем. Океан при ближайшем рассмотрении оказался кварцевой пустыней. Тучи обладают любопытным свойством: если смотреть сверху, они есть, если снизу — их нет. Да что передатчик! Огня и то не добудешь, чтобы еду согреть: не из чего и нечем…
И вдруг в воздухе появилась ворона. Точнее, это потом обнаружилось, что ворона. Мы с Александром устроились в тени капсулы и жевали сухие мясные галеты, запивая их холодной кофейной бурдой: не оставалось ничего другого, как размешивать порошок растворимого кофе в теплой воде, нагретой на солнце. Близился вечер. Радостианские сутки длятся тридцать семь с половиной часов, день длинный, «сиеста» тянется долго, поэтому мы размякли, устав от жары, и сидели молча. Внезапно Сашка больно схватил меня за локоть и указал вверх. Над «жуком» кружила черная точка. В следующее мгновение Александр метнулся в капсулу и вернулся с биноклем и карабином в руках.
— Ты не поверишь, — сказал он после минутного созерцания. — Ворона.
— Как ворона? — Я даже испугался.
— Обыкновенная, черная, — он пожал плечами и прицелился.
— Саша, может, не надо? Может, подождем? Пускай снизится, поближе разглядим. Ну откуда здесь ворона?
— А если улетит? И потом, заряжено-то не пулей, а ампулой со снотворным.
Щелкнул выстрел. Ворона резко вильнула в сторону, сложила крылья, спикировала и уселась прямо перед нами, шагах в трех.
— Вы что, обалдели, что ли? — возмущенно сказала она на прекрасном русском языке.
Саша выронил карабин. Я ахнул и сел — не сел, а плюхнулся — на ступеньку трапа.
— Нет, я спрашиваю, вы что, с ума посходили? — продолжала ворона. — Вот так летишь себе, не смотришь по сторонам, чуть зазеваешься — и привет! — уже пуля в кишках сидит. Каково, а?
Я взглянул на Сашку и покрутил пальцем у виска. Он согласно закивал и надавил себе на глазное яблоко. Я повторил прием. Ворона двоилась. Прикусил губу, по-моему, до крови. Больно. На галлюцинацию, следовательно, не похоже.
Ворона, очень знакомо наклонив голову, с интересом наблюдала за нашими манипуляциями. Почистила клюв, затем глубоко погрузила его в песок и вытащила жирного розового червяка. Проглотила.
— Только не вздумайте меня своими галетами соблазнять. Я птица разборчивая и неподкупная: на гадость вашу и смотреть не хочу. А червяков здесь полным-полно.
Ворона каркнула. Тут же — словно по сигналу — из песка полезли отвратительные, в большой палец толщиной, глазастые черви. Меня затошнило.
— То-то же, — наставительно сказала птица. Она, казалось, была отменно довольна. Каркнула еще раз, и червяки утянулись в песок. — Впредь не пуляйте, не подумав. А то пускай на планету всякого. Как увидят что живое, сразу же палец на спусковой крючок. Прямо какие-то trigger-happy. [1] Really, trigger-happy-that's the word. [2]
Я вздрогнул. Ворона, очевидно, могла спокойно перейти на английский язык и трудностей не испытала бы.
1
Американский жаргонный термин для обозначения маньяка-убийцы.
2
Действительно, маньяки, иначе не назовешь.
— Я не пулей стрелял, — внезапно сказал Сашка. Бог ты мой, он… оправдывался! — Я стрелял ампулой со снотворным.
— А мне откуда это знать?! — осерчала ворона. — Будто я разбираюсь, чем меня угостить хотят. Впрочем, раз не пулей — я вас прощаю. А снотворное свое заберите. Мне оно как-то ни к чему. У меня и так сон нормальный. — И проклятая птица выплюнула на песок нашу ампулу.
Затем захлопала крыльями, тяжело подпрыгнула и улетела. Не улетела умчалась с такой поразительной скоростью, что мы и опомниться не успели, как она растворилась в зеленом небе.
Жалко, что некому было подслушать разговоры, которые мы вели той ночью, беспокойно вертясь в гамаках. Разговоры эти были — первый класс. Такие, например:
— Ну ладно, на планете обитают говорящие вороны. Примем как данность. Чего не бывает во Вселенной! Но откуда они русский язык знают? И английский?
— Очень просто: обучились в школе первой ступени.
— Мерси, ты очень сообразителен. А пули на лету где научились ловить?
— Пустяк! Военная подготовка под началом умудренных опытом столетних воронов.
— Гениально! Червяками командовать тоже армейский навык?
— Нет, это у них врожденное.
— Славненько поговорили… Ну, спи. Спокойной ночи!
— Уснешь тут…
Все-таки мы заснули. А когда лучи поднявшегося над горизонтом Арктура разбудили нас, мы поняли, что спокойно кончить дни нам здесь не дадут. В пятнадцати метрах от «жука» покоилась большая иссиня-фиолетовая лужа.
Минут десять мы изучали ее издали. Наконец Саша произнес:
— Ну как, Константин, может, позавтракаем сначала? Думается мне, если уж она появилась, то неспроста и надолго.