Шрифт:
Карен Симонян
До свидания, Натанаел!
Перевод Р. Кафриэлянц
Новую книгу известного армянского прозаика Карэна Симоняна составили три повести.
Из будничных дел, забот, событий и настроений, описанных в повестях "Сицилианская защита" и "До свидания, Натанаел!", складывается представление о нашем современнике, любящем труд, семью, землю, осознающем свой долг перед собой, обществом и временем.
За фантастическим сюжетом третьей повести "Аптекарь Нерсес Мажан" скрывается обеспокоенность автора нравственной деградацией
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Буря на море. Похищение.
Если бы наши герои и вправду оказались на необитаемой земле, то, возможно, не было бы получено никакого письма и история наша, так и не начавшись, закончилась бы.
Прохожу мимо колодца, огибаю цветочные клумбы напротив балкона, перескакиваю через узкие грядки с луком, с перцем и кресс-салатом и вступаю в чащу яблоневых и сливовых деревьев, мало чем отличающихся от джунглей: нет только лиан. Пересекаю ручей. Он сейчас безводный, и потому нет в нем ни головастиков, ни лягушек. Потом? Потом - иду еще и еще и наконец дохожу до деревянного штакетника, который ограждает все мое царство - наш сад.
Самое старое дерево в саду - тутовое. Ему, может, лет сто или двести. А ствол такой толстый, что уже невесть когда разорвало сковывающую его морщинистую, коричневую кору. Между корой и стволом тысяча щелей. Населяют их разные насекомые: жуки, муравьи, - которые начинают беспокойную жизнь с рассвета, а замирают только к закату.
Еще в прошлом году я устроил на этом тутовом дереве нечто вроде площадки, очень высоко от земли. Однако когда я вскарабкиваюсь наверх и усаживаюсь на площадке, оказывается, что синее-синее небо все-таки слишком далеко.
Но тем не менее, как только я усядусь на своей площадке, мир вдруг меняется. Конечно, не сразу, а постепенно. Тутовое дерево перестает быть тутовым деревом, а площадка становится... кораблем. И обыкновенный ветер переходит в бурю, а зеленая-зеленая листва, честное слово, вдруг возьмет и обернется морем. Нет, океаном! Самым настоящим!
Не верите? Что ж, моя история для тех мальчиков и девочек, которые тоже хоть раз видели, да-да, своими глазами видели музыку и слышали песню красок, как это было со мной еще осенью прошлого года, когда я сидел на площадке на тутовом дереве...
– Право руля!
Видите, как мой корабль медленно, очень медленно поворачивается направо, раскалывая вставший на дыбы вал.
– Убрать паруса с фок-мачты!
Отдавая эту команду, надо обязательно ухватиться одной рукой за перила. Другой я обычно натягиваю край брезентового шлема на лицо, чтобы защититься от бешеных ударов водяных струй.
Вот корабль накренился набок. Волны с силой ударяются о борт, затем разбиваются, как стекло, и брызги струями стекают по палубе.
Сквозь облако водяной пыли я не вижу, как ловкие и быстрые матросы убирают паруса. Матросов этих я нанял в Гонолулу: бедняги, они долгое время были безработными и потому сразу, даже не спросив, сколько платить им буду, согласились перейти
После того как убрали паруса, корабль перестал переваливаться с борта на борт в морской пучине. Но в следующее мгновение обрушившийся вал, как соломинку, переломил фок-мачту.
– Черт подери!
– взорвался я и с досады съел сливу, а косточку швырнул во взбешенное море.
– Зачем в море бросаешь?
– крикнул стоявший неподалеку от меня помощник капитана, еле удерживавший равновесие на скользкой палубе.-Оно еще больше разбушуется!
– Пустое говоришь, - равнодушно бросил я и скомандовал: - Лево руля! Так держать!.. И запомни, что я скажу: моря бояться не надо. Будь уверен, буря на рассвете стихнет. А через несколько дней мы уже будем на месте.
Океан вдруг угомонился. Еще всего одна волна обрушилась на палубу, омыла густой струей наши ноги и увильнула. Но спокойствие было, конечно, временным.
– Внимание!
– сказал я.- Сейчас все начнется с новой силой. Убрать паруса! Штурман, так держать!..
– А клад мы обязательно найдем?
– спросил мой помощник. Он уже не раз задавал этот вопрос, и всегда в самый неудачный момент. Я отвечал ему утвердительно, и он приободрился.
Но сейчас, когда путешествие наше приближалось к концу, кто бы ни был на моем месте, рассердился бы и сказал правду. Я рассердился и съел одну сливу.
– Нам предстоит произвести раскопки, - проговорил я и швырнул косточку в море.
– Раскопки?
Я сжую свой брезентовый шлем, не запив ни глоточком джина, если помощник мой не впервые в жизни слышит это слово. Откровенно говоря, этот невежественный человек, который даже во сне жует табак, не понравился мне с самого начала. Но я вынужден был нанять его в Танжере, так как мой настоящий, преданный мне помощник страдал тропической лихорадкой и в Марселе пришлось списать его на берег и отправить в Лусашен.
– Будем рыть землю, - терпеливо объяснил я.
Капитан, конечно, может и рассердиться, но без особой на то причины, да и вообще он не должен допускать грубость в обращении с экипажем.
– Рыть, чтобы найти клад?
– Да, да! Клад! Но не такой, как воображаешь себе ты или эти несносные пираты, Леонардо Серобо и Иезуит Kapov- сказал я и, заметив испуганный взгляд помощника, вдруг вспомнил, что имена эти, когда вокруг бушует море, вслух произносить не следует, не то недолго и до беды.- Каррамба!.. Может, могилы раскопаем или древний город, погребенный под вековыми слоями земной толщи, или...
– И стоило из-за этого в такое время года выходить в море!-разочарованно сказал помощник.- В Танжере ты сказал, что нам предстоит разыскать клад.
– Может, мы и найдем что-нибудь стоящее...
– Потрошить могилы, беспокоить тысячелетний прах покойников!.. Пустое дело. Пожалел бы потраченных на это путешествие денег! Только зря разоришься.
– И разорюсь, потом поправлю дела. Стану воском торговать, невозмутимо ответил я.
– Что?!
– удивился мой помощник и стал с еще большим усердием жевать табак. Трудно сказать - от волнения или от злости.