Добро и зло. Сборник рассказов
Шрифт:
Окно
«Почему ты рассердился и почему твоё лицо помрачнело? Если делаешь добро, то не будешь ли возвышен? А если не делаешь добра, то у входа подстерегает грех, и он хочет завладеть тобой, но будешь ли ты господствовать над ним?» (Бытие 4:6,7)
Больничные стены, покрашенные в бледный жёлто-зелёный цвет, нависали молчаливыми сторожами над кроватью Николая Архиповича. Их, местами обшарпанная, штукатурка, уже не первый день, мозолила взгляд угрюмого больного.
Грустные глаза неотрывно смотрели на корявое пятно, то ли
Палата, в которой он лежал, была узкой комнатой с двумя кроватями и тумбочками возле них. На противоположной, от койки Николая Архиповича, стороне небольшое окно, выкрашенное белой краской. В него было видно только синее небо, но оно и то, что творилось за окном, совершенно не интересовало бывшего бухгалтера и старого холостяка. Мысли вновь и вновь приводили к здоровью и смерти, подступившей так близко. Николай Архипович ненавидел свою жизнь, но сейчас он понял, что ничего лучшего у него всё равно нет, поэтому мысль о смерти угнетала его и вызывала внутренний протест.
Негромкий стон с соседней койки, стоящей под окном, отвлёк от скорбных мыслей. Николай Архипович повернул давно небритое, измождённое лицо в сторону окна. Мужчина средних лет, с русыми волосами, крючковатым носом и пухлыми губами, лежал и легко постанывал. Его привезли сегодня ночью, судя по закрытым глазам, он либо спал, либо был без сознания.
– Вам плохо? – спросил Николай Архипович и не получив ответа потянулся к кнопке вызова медсестры.
Медсестра Леночка, молоденькая полненькая девушка, в коротеньком белом халатике, не спеша вошла в палату через несколько минут долгого ожидания.
– Что случилось, больной? – равнодушно спросила она у, прослывшего среди медперсонала страшным занудой, Николая Архиповича.
– Человеку плохо, – указав на соседа, сказал сердито бывший бухгалтер и отвернулся к стене.
– Ой, мамочки! – вскрикнула Леночка, не нащупав пульс у больного. Хлопнув руками по голым бёдрам, незакрытым халатиком, она выскочила в коридор.
Реанимационная бригада очень быстро появилась в палате, раздражая Николая Архиповича деловой суетой и полным отсутствием внимания к его персоне.
Светившее солнечным светом окно залилось красным заревом заката, когда палата опустела, и старый холостяк мог вновь спокойно поразмышлять о безрадужном будущем и не менее грустном прошлом.
– Меня Иван зовут, – вдруг услышал он слабый голос соседа.
– Николай Архипович, – представился неохотно, вновь отвлечённый от размышлений, старик. Повернув голову в сторону окна, он увидел улыбающееся, бледное лицо с красивыми карими глазами.
– Какой восхитительный закат! – тихо сказал Иван, повернув голову к окну, – Вы давно здесь обитаете?
– Неделю, – коротко ответил Николай Архипович, всем своим видом и тоном пытаясь показать, что беседовать ему не хочется.
– Да, это уже срок! – улыбнувшись, сказал сосед и, видя нежелание собеседника беседовать, по-доброму добавил, – Я хотел поблагодарить, мне сказали, что я Вам жизнью обязан. Спасибо!
Утром Николай Архипович проснулся, как обычно очень рано. За долгие годы он привык просыпаться с первыми лучами солнца,
«Жизнь прожил, а вспомнить нечего» – с грустью подумал старик и внутренне прослезился.
– Вам не хорошо? – услышал он с соседней койки. Обеспокоенные карие глаза внимательно смотрели на Николая Архиповича.
– Всё в порядке, – ответил старый холостяк и уставился в пятно под потолком.
– Нет, Вы только посмотрите, что вытворяет, – опять, через некоторое время, заговорил Иван. Он сидел в своей кровати и, смеясь, смотрел в окно, – Нет, ну, это надо же! Пацанёнок выгуливает сенбернара, здоровенного такого, а тот кошку увидел и припустил за ней, так пацан поводок отпустить не успел и теперь следом по травке волочётся, как сани по снегу.
Иван тыкал пальцем в окно и весело смеялся. Его заразительный смех, заставил отвлечься от мрачных мыслей Николая Архиповича. Репортаж с подробным описанием забавной погони продолжался около десяти минут, потом, видимо, маленький собаковод увёл своего резвого скакуна домой.
У Николая Архиповича никогда не было домашних животных. Он терпеть не мог о ком то заботиться и чтобы этот кто-то шастал по его квартире. Одиночество кусалось, ломило сердце, но оно было самым близким и единственным другом бывшего бухгалтера всю жизнь. Развлечения он не любил так же, как и большое скопление народа, а увлечение футболом досталось от отца. Тот часто брал с собой сына, чтобы сбежать из дома на стадион, где мог напиться вина и пива, а потом орать во всё горло на судью, тренеров и игроков. Подрастающему Коле тоже понравилось выплёскивать свою злобу на тех, кто бегал по полю, а вот пить он решил, что никогда не будет, видя, как отец, пьянея, превращался в грубое животное.
Иван продолжал описывать всё, что он видел за окном, всё, что было не доступно взору бывшего бухгалтера. Он говорил о красивой аллее, которая уже начала золотеть, предупреждая, что осень набирает обороты и зима не за горами.
– А вон там по аллее, мамочка тащит, видимо, сынишку – первоклассника с огромным ранцем за спиной, бедные детишки, с таких пор такие тяжести таскают! Так она его, не хуже сенбернара прёт. Бедняга упирается, видно, что школа ему уже надоела, – Иван, устало улыбнулся, кривясь от боли, и повернулся в сторону соседа, но увидев заинтересованные глаза Николая Архиповича, приободрился и вновь живо стал говорить:
– А следом, две студенточки, в коротеньких юбчонках на занятия спешат, щебечут, как воробушки о чём-то и то и дело заливаются смехом, прикрывая рты ручонками.
Николай Архипович поймал себя на мысли, что рассказ Ивана стал его увлекать. Он впервые не думал о смерти и никчемной жизни. Захотелось самому взглянуть в окно и увидеть сенбернара, мамашку, похожую на него и студенток – хохотушек.
«Почему я сразу не попросил положить меня у окна?» – спрашивал себя старый бухгалтер, зная ответ. Когда он попал сюда, ему было всё равно где лежать: «А эти врачи – дармоеды, могли бы сами догадаться, что у окна мне было бы лучше. Вражины, им плевать на меня! Смотри на стены и подыхай быстрее!»