Добро и зло. Сборник рассказов
Шрифт:
Лежащий на асфальте человек чуть не попал под колёса мотоцикла. Испугавшийся мотоциклист резко затормозил, спрыгнул с сиденья и подбежал к старику. Тот ещё был жив и негромко постанывал, правая рука была сильно вывернута, вокруг головы расплылась лужа крови.
Байкер со стажем быстро сообразил, что у деда открытый перелом и сильный ушиб головы, он сбежал к лесопосадке и выломал мощную прямую ветку, вернулся назад, приложил к руке и привязал её, порвав любимую бандану на узкие полоски. Потом достал аптечку и перевязал рану на голове
Через двадцать минут в приёмном покое городской больницы дежурный врач: молодой парень, лет двадцати пяти, видимо недавно закончивший институт, нехотя осматривал привезённого старика.
– А полюс у него хоть есть? – спросил он Вована.
– Какой полюс, док, ты, что с дуба рухнул, я его на трассе нашёл в луже крови.
– Так, а что же Вы полицию не вызвали?
– Какая полиция? Дед загнулся бы, пока они приехали, да и вы тоже.
– Он Ваш родственник, что так переживаете за него, или знакомый?
– Он человек и я его первый раз вижу. А, если ты, Айболит недоделанный, его сейчас же не начнёшь лечить, я тебя в реанимацию отправлю, – грубо рявкнул Вован, дав понять, что он не шутит.
– Не хамите, гражданин, – испугался врач и стал более тщательно осматривать пострадавшего.
Через час молодой врач вышел в коридор приёмного отделения, устало снял с лица повязку, вытер ею пот со лба и бросил в урну. Вован быстро подошёл к нему и вопросительно посмотрел.
– Будет жить твой старичок, ещё пару часов и умер бы от потери крови. Вы молодец, он Вам жизнью обязан.
– Зашибись! Бывай здоров, док! – Вован хлопнул по руке врача и, надев шлем, выбежал из больницы – надо было ещё к заказчику успеть и в гараж за инструментом.
А отец Герман тем временем, уставший после службы, снял облачение и вдруг вспомнил, что забыл одно важное дело. Он вернулся к алтарю, подошёл к образам с тоненькой свечкой в руке, зажёг её и зашептал на распев:
– Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежди живота вечнаго преставльшагося раба Твоего, брата нашего погибшего ныне на дороге, яко Благ и Человеколюбец, отпущаяй грехи и потребляяй неправды, ослаби, остави и прости вся вольная его согрешения и невольная, избави его вечныя муки и огня геенскаго, и даруй ему причастие и наслаждение вечных Твоих благих, уготованных любящым Тя… …и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Праздник
«Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию.» (Первое послание к Коринфянам 10:31)
После торжественных слов Вероники Александровны с тёплыми поздравлениями именинников, класс наполнился весёлой суетой и разноголосым звонким шумом. Мамы виновников торжества разносили по столам аппетитные пироги и кексы, спеша угостить первоклашек своими кулинарными шедеврами за время большой перемены, папа Воробьёва Коли включил магнитофон с песней крокодила Гены.
Вера, мама Игнатова Костика, молодая женщина в красивом модном брючном костюме заметила одиноко стоявшего
– Не трогай его, Вер, он всё равно не пойдёт, – сказала подбежавшая подруга Веры, крашенная блондинка лет двадцати пяти, мама Игнатовой Кати, отведя находящуюся в недоумении женщину от скучающего мальчика, шёпотом добавила, – у него родители Свидетели Иеговы и запрещают бедному ребёнку отмечать дни рождения.
– Но это же полное безобразие! – возмутилась Вера, – Надо поговорить с ними, кто дал им право лишать ребёнка радости?
– Так в чём же дело, его мама вахтёршей здесь работает, спустись вниз, я видела она сегодня, как раз дежурит. Только бесполезно это, лишь на грубость нарвёшься.
Вера решительно направилась к гардеробу. Подходя к намеченной цели, она сразу заметила привлекательную весёлую женщину лет тридцати в синем форменном халате. Её искренняя улыбка никак не сочеталась с нарисованным в сознании Веры образом злобной сектантки лишающей маленького сына всех радостей жизни.
– Здравствуйте! Вы мама Алёши Костина?
– Да. А что случилось? – улыбка сразу исчезла с красивого лица, и неподдельное чувство тревоги отразилось в больших карих глазах.
– Нет, не беспокойтесь, с ним всё в порядке, просто меня возмущает то, что Вы запрещаете ребёнку участвовать в празднике, – решительно произнесла Вера заранее заготовленную фразу, – я считаю, что это несправедливо лишать ребёнка радости из за своих религиозных предрассудков.
– Очень приятно, что Вы так беспокоитесь о моём сыне. Это говорит о Вас многое. Но видимо, никакие мои слова не убедят вас, что Лёша не чувствует себя обделённым.
– Конечно, я же вижу, как ему грустно, когда все кругом веселятся.
– Тогда не стесняйтесь и сами спросите Алёшку, как он к этому относится, – по доброму сказала Лёшина мама и её лицо вновь озарила заразительная улыбка.
Вера вернулась в класс и подошла к продолжавшему скучать в сторонке малышу.
– Ты очевидно расстроен из за того, что тебе не разрешают участвовать в таких прекрасных праздниках?
Лёша посмотрел снизу вверх большущими удивлёнными глазами на странную тётю и по ребячески восторженно произнес:
– Вы думаете, что десять минут, несколько кексов и песня – это и есть праздник? Приходите к нам домой, и увидите, что такое настоящий праздник!
Прыгун
«…из-за роста беззакония во многих охладеет любовь» (Матфея 24:12 ПНМ)
Николай Дмитриевич Васильков, поджарый старичок в затёртом сером пальто и вязаной шапочке с эмблемой ЦСКА, неспешно закрыл газетный киоск, проверил надёжность замков, слегка их подёргав, потом присел на скамейку и глубоко вздохнул. Было как-то не по себе, сердце покалывало, то ли на погоду, то ли из-за той сварливой покупательницы, которая возмущалась, что цена на её любимый журнал выросла почти вдвое.