Добро пожаловать в Ад, или «Богом забытые души!»
Шрифт:
– Вы не могли бы прокомментировать, что произошло? Вы здесь служите? Здесь побывали грабители? Скажите, что украдено? Один очевидец видел, как в вашу церковь ударила молния? Почему не видно креста? Когда вы его сняли? Будут ли проходить службы в ближайшее время?
– Я не готов вам сейчас давать комментарии. – с этими словами Эдвард развернулся, и быстрым шагом, можно сказать, побежал, к северным ворота. «Только бы там был Томас». – повторял он вслух. – «Господи, еще журналистов не хватало …».
– Томас! – подбегая к северным воротам закричал Эдвард, завидя послушника, пытающегося выволочь огромную люстру через церковные двери. Эдвард только и смог громко возопить, – Аллилуйя!
Томас же обернулся, услышав знакомый голос, и уставился на Эдварда.
– Открой мне скорее, идиот!
Девушка с оператором несколько отстали. Томас открыл калитку как раз вовремя. Эдвард успел закрыть ее за собой на засов, как услышал, по ту сторону, досадный
– Знайте мы это так не оставим… мы выведем, вас-всех «на чистую воду» … мы призовем вас к ответу…
Дальше что кричала девушка Эдвард уже не слышал. Его мысли целиком были поглощены тем, что произошло здесь ранее. Вход перегородила люстра.
– А, Люк где?
Люк, при церкви, имел должность, так сказать, на все руки-мастер! Сантехника, электрика, что починить – отремонтировать по мелочи, все было на нем. Снимал он комнату тут же, в приходе, и хорошо, что ночью был на месте. Из-за удара, когда упал крест, в подвале произошел порыв трубы, и Люк оперативно перекрыл где надо. И сейчас как раз этим он и занимался, – менял трубу.
– Найди, его! – попросил Эдвард.
Через несколько минут уже втроем и не без труда, они выволокли люстру, и протащив по ступеням, оставив на попечении Люка, зашли наконец-то, внутрь церкви.
Эпизод №7
Увидев здоровенный массивный крест, по нижнюю-косую перекладину, в основании алтаря, Эдварду стало как-то не по себе. Перекрестившись три раза, он возвел глаза к небу, но там-где раньше был золотой купол, теперь зияла дыра!
– Матерь-Божья! – только и смог сказать, Эдвард, как зачарованный, в крайнем смятении, обходя кругом покореженный крест.
Всюду на полу валялись осколки позолоченной черепицы. Некоторые портреты святых свисали, чуть покосившись. Святой Нектарий Эгинский, Святитель Феофан-затворник, – вовсе валялись на полу под грудой мусора. Эдвард, стал аккуратно убирать с них мусор. Крикнув Томаса, который в это время метлой неуклюже, только поднимая пыль, обозначал свое неоценимое участие, во славу Господа, они вместе, аккуратно, подняли оба портрета и прислонили к одной из колонн.
– Томас, ворота никому не открывай! Журналистам, здесь делать нечего. Я сейчас поеду в больницу. Мне нужно повидать отца Густава.
С этими словами Эдвард, метнулся к северным воротам, крикнув Томасу, чтобы тот сразу их закрыл. Благополучно добравшись до своего Audi, Эдвард, трогаясь с места, обратил внимание, что машины TV, уже не было.
– Вот и чудненько! – с этими словами, Эдвард выехал на перекресток и поехал в сторону городской больницы.
Он пытался построить логическую цепочку событий. За сутки впечатлений было хоть отбавляй. И самое из ряда вон, вопреки всему, что он когда-либо видел и переживал, это встреча с Иисусом! Он силился вспомнить был ли какой намек, из уст Спасителя, относительно того, что произойдет, чуть позже, с церковью и с крестом… Мысли о кресте, не выходили у Эдварда из головы. Попытки, что-то вспомнить, ничего не дали. «И почему именно его церковь? Другие, еще похлеще нашей будут». Он вспомнил об одном очень нашумевшем в городе приходе, прославленным своим супер-консерватизмом. Там настоятель, даже упомянул о гей-параде и поделился прессе: «Что если на-то пошло, он готов предоставить проект, где отправной точкой всего шествия, будет, его приход». Он, упомянул даже о церкви, где служил Эдвард, сказав при этом: «Что именно там, в церкви «Святого Фомы», – возможно завершить, сей долгожданный праздник! Они, дескать, не будут против!» Эдварда, посетило сильное желание, свернуть и посмотреть на церковь «Святой Элеоноры», где служил этот настоятель. Через 15 мин, он смотрел на величественный купол, увенчанный, фонарем с часами. Фасад и весь ансамбль, был без каких-либо повреждений. С немым вопросом в небо, «Почему мы, а не они?» – Эдвард, обнял руль и замотал головой. «Пусть так, Господь, пусть так». Он вспомнил слова из Писания, сказав вслух: «Кого Господь любит, того наказывает, бьет же всякого сына, которого принимает». Эдвард, сжав руль начал молиться: «Господи, спасибо что призрел на меня грешного. Руководи мною, Господи! Я хочу исполнить волю Твою, я хочу исполнить правду Твою Господь! Кто я без тебя Господи, плоть из мерзостей и грехов. Венчает ни начало венчает конец. Я хочу быть достойным славы Твоей! Не отступлю более, Господи! Да будет слава Твоя и на земле, как на небе! Отче наш, будь милосердным, к нам- грешным! Аминь!»
Зазвонил сотовый. Это была Оливия, дочь отца Густава. Эдвард взял трубку. На другом конце девушка, с дрожью в голосе сообщила, что сейчас едет к отцу, в больницу и хотела бы встретиться… Эдвард дал газу.
Эпизод №8
Отец Густав, находился в отдельной палате интенсивной терапии. Приборы показывали, что состояние больного стабильно-удовлетворительное. Хотя он практически сутки не приходил в себя, состояние его было крайне тяжелое. Отец Густав был в коме. Ему вовремя сделали реанимацию, и это спасло его жизнь. Еще в машине скорой помощи отцу Густаву, только с третьего раза запустили сердце. Вчера он был на грани. Это был его первый инфаркт. Сейчас приборы поддерживали жизненно-устойчивое состояние мозга. Дочери сообщили по телефону, что сделали все возможное, и остается только ждать и уповать на Бога!
Отец Густав! Он ни летел сейчас к свету по тоннелю, как это описывают очевидцы. И никто из ворот Рая, не вышел ему навстречу. И даже никакого судилища над ним не было! Думается-рано! Но отец Густав, как не крути, находился сейчас, именно в Аду, или в чистилище… Его душа, – как раз сейчас там пребывала! И это не было местом где пожирает тебя огонь, где плачь, скрежет зубов, отчаяние, душераздирающие крики о пощаде. Нет! Думается… есть определённые места Ада, и они разные! Густав, давайте временно снимем с него все регалии, как раз находился в одном из таких мест. Место было на редкость сырое, чуть туманное, хотя объекты вокруг, имели вполне себе четкие очертания. Он попал в какой-то средневековый город. Домики, в основном двухэтажные, почему-то не имели окон, стояли близко друг к другу и тоже были серые. Он подошел к одной двери, со скрипом открыл ее и на него пахнуло сыростью и этот запах. Запах плесени, как будто ты открыл погреб, которым не пользовались лет десять. И этот запах не сулил ничего хорошего. Наверху послышались какие-то невнятные голоса, а потом шаги вниз по лестнице. Не зная, как реагировать, Густав решил добежать до угла соседнего дома и оттуда посмотреть. Выглядывая он увидел троих детей. Они один за другим вышли на улицу и начали глазеть по сторонам, друг-другу, что-то жестикулируя. Но это были не дети. Присмотревшись, Густав пришел в ужас. Это были человечки, по пояс Густаву. Он смотрел когда-то, «Властелин колец». Был там персонаж, Голлум. Только тот ходил в основном на четвереньках, эти же существа с длинной шеей, реденькими волосами, огромными злыми глазами, с тонкими ручками и ножками, стояли в прямо на ногах в истлевшей одежде. Одна из них, даже вроде женщина, выбежала в каком-то кукольном платьице. Движения этих созданий были какими-то невнятными, замедленными. Чем-то эти человечки напоминали наркоманов, которых Густав видел несколько раз в своей жизни. Один из них, длинными крючковатыми пальцами, поднял с трудом, как показалось Густаву, палку и исподлобья резко посмотрев в сторону преподобного, зло улыбнулся. Густав отпрянул. Страх сковал его волю. На ум пришел стих из писания: «Господи, помилуй! Господи, если я пойду и долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной… Ты приготовил передо мною трапезу в виде врагов моих. Умастил елеем голову мою». С последними словами Густав начал потихоньку выглядывать и о ужас, прямо перед ним стояли эти трое, и впереди, который с палкой с перекошенным лицом, замахивался на него. Густав в последний момент отклонился от удара. Палка ударилась где только что было его лицо об угол дома, разлетелась, и щепка угодила ему в щеку, причинив боль. Рана была незначительная, но из нее выступила капелька крови. У той, которая напоминала отдаленно женщину, заходили ноздри. Она издала звук, напоминающий шипение, а у третьего, как показалось Густаву, глаза закатились и стали еще более безликими. Густав бросился бежать!
Он пробегал один двор за другим, которые друг от друга мало чем отличались. Забежав в одну сквозную арку, он увидел за ней пятерых, таких же человечков. В них не было агрессии. Они увидели Густава и двое из них начали так жалобно что-то канючить, а у третьего рот заходил ходуном, что наш Густав несколько опешил и исполнился к ним жалости. Остальные двое, из этой компании, продолжали, не обращая на Густава никого внимания, заниматься чем-то странным. Один, что-то палкой выковыривал из угла дома. Другой, шарил рукой за косяком двери. Остальные человечки переглянулись между собой, сделали неуверенно несколько шагов и остановились перед Густавом. «Кто бы они ни были», – подумал он, – «я может смогу им чем-то помочь. Может они тоже ищут выхода, как и я».
– Мир, вам! – начал он! – друзья мои, скажите, что это за место?
Густав улыбался этим человечкам насколько возможно открытой, добродушной улыбкой. Он, как священник, любил своих прихожан, всегда дарил надежду, и такую искреннюю ноту соучастия, когда к нему шли исповедоваться в грехах, что сейчас, его сан священнослужителя, взял верх над Густавом, еще недавно очень напуганным. Он даже протянул одному руку, чтобы пожать ее. В его ладонь легла крючковатая, с длинными пальцами, вялая, сухая какая-то безжизненно-холодная, пятерня. Вместо улыбки он увидел точно такой же оскал, как у того который палкой чуть не изуродовал его лицо. И в ту же секунду эта рука толкнула Густава. Он полетел назад, ударившись больно копчиком о булыжную мостовую. Густав не заметил, как один из их компании, не привлекая внимания, обошел его сзади и встал за ним на четвереньки. И сейчас Густав находился, как и несколько минутами ранее, в смертельной опасности. Они кинулись на него.