Добро пожаловать в Ад
Шрифт:
— В Таджикистане стоят наши миротворцы. Там черт ногу сломит: есть армейские подразделения, есть пограничники. Состав будет сопровождать человек из ФСБ, но какой-нибудь ретивый капитан может заартачиться.
— Зачем обязательно через Таджикистан? Кляузный маршрут.
«Без тебя знаю. По крайней мере лучше, чем Афганистан. Там, в Каракоруме единственное место где до Пакистана рукой подать. Проскочить пятидесятикилометровый коридор афганской территории и точка — приехали.»
Всего этого Красильников говорить не стал — он не торопился раскрывать ни заказчиков ни детали маршрута.
— Подумай,
— По «Молнии» могу сразу сказать: объявим через неделю приватизационный аукцион. Мозги у них быстро развернутся в нужном направлении. Насчет пограничников… Кто будет сопровождать груз? Это имеет значение.
— Команда надежная: пятьдесят на пятьдесят. Половина наших хлопцев, половина таджиков.
— Ты доверяешь узкоглазым?
— Я никому не доверяю, — осклабился Красильников, демонстрируя свои лошадиные зубы.
В ответ на настойчивые просьбы уточнить расклад он пояснил, что людей выделил Хикмет — полевой командир, контролирующий район Ходжента.
— Таджикская часть маршрута проходит целиком по его территории — так что мы гарантируем себя от неприятностей. Если у пограничников аллергия на эти рожи, можно договориться с Хикметом и его бойцы перейдут границу где-нибудь в сторонке, пешком.
— А что свои кадры? — скептически поинтересовался Гурин. — Ведомственные или… «…обычная братва», — хотел закончить он, но решил лишний раз не тыкать грязной тряпкой в глаза новому партнеру.
— За безопасность отвечает охранная фирма «Кондор». А сам контракт на поставку заключен от имени ЗАО «Технология». Так удобнее — пусть фигурируют только частные юридические лица.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ВЕЧНЫЙ ПОКОЙ
Рублев исчез с самого утра и, вернувшись, тронул Виктора за плечо:
— Собирайся.
Музыкант долго не мог понять куда они едут. Потом по приглушенным голосам и особому запаху сырой земли догадался, что он на кладбище.
Это был случайный день, никак не связанный с датами Ритиной смерти или рождения. Рублев даже не знал точно число. Он не сомневался, что слежки не будет — не станут возле Ритиной могилы держать круглосуточную засаду. Но все-таки не хотел подвергать друга опасности. Попросил подождать и один подошел к ограде. Постоял несколько секунд, отрешившись от окружающего. От вчерашнего и завтрашнего дней, от возмездия и от самого себя. Потом встряхнулся и вернулся к Виктору.
Они прошли кладбище из конца в конец. На самой дальней от входа аллее Рублев подвел своего незрячего спутника к другой надгробной плите, где были высечены два имени.
— Твои, — произнес он глухо.
Виктор выпрямился по-солдатски. Выпрямился именно потому, что хотелось ссутулиться, сгорбиться, опуститься на колени. Он нагнулся, ощупал пальцами холодную, мокрую от дождя поверхность полированного мрамора. Проследил от начала до конца все углубления букв.
Сейчас он не мог даже представить себя прежним — отцом семейства, возвращающимся домой. По ту сторону бездонного обрыва остались не только Ирина с Лизой, остался он сам. Внутренним зрением, сквозь поднимающийся со дна пропасти туман, он различал себя рядом с ними.
Через час Комбат
— Как они могли здесь оказаться? — спросил Рублев ради того, чтобы что-то спросить. — На этом кладбище сейчас редко хоронят.
— Не знаю. Иринин отец ушел от них, когда ей было всего семь. Потом она больше ничего о нем не слышала.
Может быть, он многого достиг за эти годы и решил хоть раз в жизни исполнить отцовский долг.
Когда вернулись на «место жительства», Комбат на мгновение застыл. Дом исчез. За два с половиной часа их отсутствия он превратился в груду кирпича — настоящий холм, над которым еще витало медленно тающее облако штукатурной пыли. Для современной техники это было вполне реальным делом, но от этого не становилось легче.
Что сталось с семьей беженцев, с саксофоном?
— Присядь пока, — Рублев отвел товарища к скамейке за оградой сквера.
Сам перемахнул через забор и стал обходить кучу, стараясь поймать золотистый блеск сквозь тусклые обломки. Скоро приедут самосвалы и экскаватор — вывозить мусор. Потом уже точно концов не найдешь.
Хотя отыскать расплющенную «дудку» тоже радость небольшая.
А если афганцы вытащили ее с собой, чтобы уберечь? Далеко унести не смогли бы — своего барахла полно, а рук всего две пары. Спрятали? Может они сами где-то поблизости — укрыли детей от холода в подъезде или в магазине?
Рублев обошел соседние дома, спросил кассиршу в магазине — видела ли она, что случилось.
— Как не видела — здесь такой треск стоял. Облако как после атомного взрыва. В пять минут от дома ничего не осталось.
— А люди? Никто оттуда не выходил?
— Выходили какие-то черные с кучей детей. Залезли вон в ту дверь. А потом видать кто-то вызвал милицию — приехали на машине и забрали всех. Жалко, конечно…
Не дослушав, Комбат широким шагом направился к подъезду. Хлопнула за спиной подпружиненная дверь.
Он осмотрелся в сумерках и сразу заметил процарапанную на стене стрелку вверх.
Поднялся на лифте до последнего этажа, пробежал последние два марша до двери на крышу. Возле самой двери на площадке лежал целехонький инструмент, завернутый в тряпье. В раструбе Рублев обнаружил короткую записку.
"Если нас заберут в отделение, не надо вмешиваться.
Просто выставят из Москвы и ничего больше. Я сам понимаю — здесь нам делать нечего. Спасибо. Мы еще обязательно встретимся."
— В чем дело? — спросил Виктор, когда ему вручили бережно укутанный саксофон.
— Возвращаемся на кладбище, — ответил Рублев.
К середине дня Вельяминов уже знал все подробности событий на борту «Грибоедова». Новое дело поручили Паше Рязанцеву — единственному в управлении человеку, с которым он всегда мог говорить начистоту, не взвешивая каждое слово, не опасаясь, что оно будет при случае пересказано в искаженном виде.
Вельяминов напросился вместе со следственной группой на корабль, обещая ни во что не вмешиваться. Оказалось, что треть пассажиров уже исчезла на первой стоянке. Люди не то чтобы испугались допросов — они знали, что их фамилии зафиксированы в турагентстве.