Добро Пожаловать В Ад
Шрифт:
— Вы так уверены в результате, капитан?..
Капитан Плотников и вытянувшийся в ниточку лейтенант Черемушкин стояли перед столом, устеленным масштабной картой Грозного. С карандашом в руке, сидя за этим столом, задумчиво изучал карту полковник в камуфлированной форме с идеально белым подшитым подворотничком.
— Что вы молчите? — поднял на Плотникова внимательные глаза.
— Уверен.
Полковник бросил карандаш на карту.
— Уверен он… По подсчетам разведки в здании не меньше полусотни дудаевцев. Вы собираетесь силами разведвзвода выбить
— Со мной пойдут только опытные бойцы. Большого количества людей там не потребуется, иначе перестреляем друг друга… Вот лейтенант просит, чтобы его включили в группу.
— Так точно, — отчеканил Черемушкин. — Товарищ полковник, мой батальон имеет ту же задачу, что и ваши десантники. Они так же ходят в атаки, они так же гибнут на площади. И потом, мои бойцы обнаружили этот ход… Я считаю, было бы несправедливо запретить нам участвовать в операции.
Грузно поднявшись, полковник вышел из-за стола.
— Спелись? — улыбнулся он одними глазами, подойдя к Плотникову.
— Никак нет, — ответил тот. — Я присоединяюсь к просьбе лейтенанта. К тому же, вылазку мы делали сообща.
— В этом есть здравый смысл. Вы поднимаете переполох, боевики вынуждены переключиться на вас, а в это время основные силы совершают бросок…
— Нас оттуда не ждут. Сыграет фактор внезапности.
— Стратеги, — пошевелив плечами, полковник вновь подошел к карте. — Вы должны отдавать отчет, что я не имею право полагаться только на рисковые рейды. На час ночи замечен массированный огневой налет на дворец, который даст начало общей атаке. Исходя из этого, вы должны действовать до обозначенного времени. И знайте: если до 00.50 от вас не поступит сигнала — двух зеленых ракет, я отдам приказ на штурм.
Потрясенный гибелью Кошкина, Турбин держался от всех в стороне. Он ушел в пустую, некогда детскую, комнату, швырнул на пол подушку и, повалясь на нее, не хотел никого видеть и слышать.
Воспоминания нахлынули на него, и помимо воли Турбин мысленно перенесся в детство, в четвертый, если не изменяет память, класс.
… Он проболел тогда гриппом недели две. Температуру едва сбили антибиотиками, врач настаивала еще минимум на трех днях постельного режима. Но начались четвертные контрольные, и мать, скрипя сердцем, отпустила его в школу.
Вторым уроком была физкультура. Юра никогда и раньше не слыл спортсменом, едва тянул на четверки, но в то утро, подходя к перекладине, чувствовал, что не подтянется и раза. Он мог сослаться на болезнь и уйти на скамейку, наблюдать оттуда за одноклассниками. Но в классе презирали хиляков, смешками изводили до уровня изгоев. Собравшись с духом, он запрыгнул на турник.
Его сил хватило на два жима. Повиснув червяком, он дрыгал ногами в воздухе, силясь еще подтянуться, потом под дружный смех спрыгнул на матрасы. Обидной была не двойка в журнале. На перемене к нему подвалил Витька Васильев и принародно обозвал сморчком.
Витьку в классе боялись. Он был развит не по годам, и нагл, как два танка. А оттого считал
— Дохляк ты! — презрительно хохотнул он, окруженный дружками. — Ты всех нас опозорил перед девчонками. Может ты и в самом деле девка? А? Не Юрка, а Юлька? Во!.. Теперь ты Юлькой будешь.
Драться Юра не любил, да и чем закончится стычка, было ясно сразу. Из драк Витька выходил победителем, а те, кто решался сойтись с ним один на один, еще долго ходили с синяками.
— Юлька! — пользуясь безнаказанностью, заулыбался тот. — Давай мы тебе косички заплетем.
Кошкин подлетел к нему, пихнул в плечо так, что Витька отлетел к стене. Заступничества Юра не ждал, но уроком раньше дал Кошкину добросовестно сдуть контрольную по математике, и это обстоятельство не дало Володьке права отмолчаться в стороне.
— Не лезь к нему.
— А ты что, заступник? — ощетинился Васильев. — Без тебя разберемся.
Перепалка привела к тому, что сопровождаемые болельщиками, они отправились в туалет сводить счеты.
Драка запомнилась многим, ибо она доказала, что на силу всегда отыщется другая сила. Витька залепил Кошкину в глаз, но того это не смутило, и ответная серия ударов, пришедшаяся по Витькиной физиономии, закончилась обильным кровотечением из разбитого носа. Испугавшись вида крови Васильев вдруг заныл.
Кошкин, с расцветающим под глазом фингалом, в синей курточке с надорванным рукавом, подвел ноющего острослова к Юре и заставил просить прощения.
Утирая кровавые сопли и потупившись в пол, Васильев промямлил: «Извини, я больше не буду». И больше Турбина никогда не домогался.
Был и восьмой класс, и тоже весна, когда Володьке было не до занятий, и урок английского. Старая англичанка, очкастая, сухая, и прямая, как столб, недолюбливала его за неуспеваемость. Кошкин отвечал взаимностью, и за учебник английского принципиально не брался.
— Кошкин, translate into English. The twentieth lesson [17] .
Володька смотрел на нее как баран на новые ворота.
— Андестенд? — спросила она с далеко не британским акцентом.
17
Translate into English. The twentieth lesson. (англ.) — Переведи на английский. Урок номер тридцать.
Кошкин продолжать изображать партизана, попавшего к врагу на допрос.
— Тупица! Пень! — завизжала англичанка. — Вон из класса.
Он демонстративно собрал портфель и, проходя мимо доски, довольно отчетливо, так, что услышали даже на задних партах, выдал:
— Сама… тупица очкастая.
Класс напрягся, ожидая всплеска учительских эмоций. Но престарелая англичанка стянула с носа очки и посмотрела на Кошкина так, словно видела его впервые и хотела надолго запомнить. Затем вышла, хлопнув от души дверью.