Добро Пожаловать В Ад
Шрифт:
— Ничего не знаю. Вставайте. Специально для вас оставили.
Заскрипели растянутые пружины, старуха с кряхтением слезла с лежанки. Придерживая ее за локоть, Татьяна довела до стола.
— Ох, — простонала бабушка, осаживаясь на табурет. — Совсем ноги не ходят.
Она отщипнула мякиш от хлеба, без всякого желания пожевала.
— А сухарики ты Мишеньке отдай, — отодвинула от себя галеты. — Зубов на них нет.
— Миша уже поел. А галеты вы макайте в чай.
Бабе Любе было за семьдесят, на преклонные ее годы и на подорванное здоровье накладывались дни, проведенные в сыром и зябком подвале. Высохшие, узловатые пальцы ее тряслись, обмакивая в чай неподдающуюся зубам хлебную корочку…
— Она у нас письмо Президенту написала, — обмолвилась Татьяна, отойдя от стола, чтобы не смущать бабушку. — Вот здесь, при свете керосинки. Надеется отправить, только вот загвоздка — почтамт не работает.
— Отправить не проблема, — подхватил тему сидевший у постели жены Петр. — Дойдет ли? Адрес, как у Вани Жукова: на деревню, дедушке.
Татьяна повернулась к нему:
— А почему нет? Москва, Кремль…
— Да там посмеются и выбросят. Или вы думаете, получит наш Борис Николаевич послание бабы Любы, почитает, прослезится и прекратит войну? Двести процентов гарантии, он его даже не увидит. Какой-нибудь человечишка из Администрации посмеется, и на корзину. Мало в стране таких писарей…
Размочив в чае галету, бабушка торопливо доела ее, вытерла пальцы о подол юбки.
— Не должон! — осержено косясь на парня, сказала она. — Он на государственной службе. Обязан ответы давать… Я за него голосовала.
— Вот и доголосовались, — фыркнул Петр.
— Отдайте письмо мне. Я, конечно, не почта, но, буду жив, в Москве сброшу в ящик.
Петр только недоверчиво потряс головой.
— Ну, ну…
Баба Люба черепашьими шагами добралась до раскладушки, из-под подушки достала порядком помятый конверт.
— Возьми, милок… Я свое отжила, так и так помирать. За детей страшно. Им за что такие мытарства?
Якушев убрал письмо в футляр видеокамеры.
— Вы, наверное, устали? — спросила Татьяна. — Давайте постелю.
У стены разложили картон, бросили отслужившую свое шубу, старые пальто. Расположившись на жестком ложе, Якушев натянул на лицо пахнущий нафталином воротник и, согреваясь своим дыханием, быстро заснул.
Ему снилась песчаная отмель, накатывающиеся с шелестом волны и высокий обрыв, на котором шумели, качая пышными кронами, белотелые березы. Вода рябила, и зависнувшее солнце преломляло в ней лучи, слепя жгучими искорками.
Он шел по кромке берега, закатав до щиколотки штанины, и теплая вода омывала, ласкала ноги. Навстречу ему бежала девушка. Еще не видя ее лица, Якушев узнал в ней Вику. Она была в старомодной шляпке с развевающейся на легком ветру лентой, в кружевном платье, которое он ни разу не видел на ней. В ореоле солнечного света она казалась ему богиней.
Раскрыв объятия, он побежал к ней. Налетевший ветер упруго стегал его в грудь, ступни увязали в мокром песке.
Она вдруг исчезла во взметнувшейся в небо стене песка и воды. Остолбенев, он смотрел, как дождем сыпется в воду взвихренный взрывом песок, а когда ядовитую пелену снесло на середину реки, открыв ему дымящуюся еще воронку, он рухнул на колени и не своим голосом закричал…
…Якушева разбудил собственный крик, не сразу сообразив, где находится. Взмокший от пота, он поднялся.
Хило светила «летучая мышь», возле стола копошилась Татьяна.
— С добрым утром, — заметив, что «постоялец» проснулся, поздоровалась она. — Кошмары снились?
— Снились…
Он повел затекшей шеей.
— Есть попить?
Татьяна подала ковшик с водой. Вода оказалась студеной, от нее заломило зубы и перехватило дыхание. Но самое главное, на зубах не чувствовалось ржавчины, точно ему поднесли колодезную воду.
— Откуда? — Он отрывался от ковшика.
— Сходила на Сунжу. Тихо, почти не стреляют.
Якушев отряхнулся, привел себя в порядок.
— Пора и честь знать, — поскоблив отросшую щетину, засобирался он.
— А позавтракать?.. День сегодня удачный. Поднялась к себе в квартиру, пачку с гречкой нашла. Представляете, делала летом на кухне ремонт, все поперетаскала на балкон. А сейчас полезла смотреть, и вот везение… Я поставила кашу, минут через двадцать будет готова.
— Не хочу вас обременять. И так вчера последнее отдали.
— Тю… От тарелки каши богаче станем.
… Схватки у Алены начались внезапно. Судорога свела ей низ живота, захлестнула с такой силой, что, зажмурившись, она вскрикнула:
— Петя!
Он схватил ее за руку, заглядывая в глаза.
— Что? Уже началось?
Алена только кивнула, и новый приступ заставил ее застонать. Она откинулась на подушку, закусив губу.
Приступ понемногу отпустил, но вместе с тем она почувствовала мокрое, и испуганно прошептала:
— Воды отходят…
Петр побледнел, бросился к Татьяне Петровне, не зная, что делать.
— У нее воды пошли!
Так завертелась предродовая суета, таинство всегда радостное и с нетерпением ожидаемое в тысячах семей, и связанное с воем сирены кареты скорой помощи, мчащейся по городу, с томлением в коридоре роддома взволнованного будущего отца, и материнским счастьем при первом крике новорожденного.
Но это там, в другой России… В Грозном все было иначе.
— Кипяти воду! Быстро! — командовала Якушевым Татьяна, и тот с ведром бежал во двор разводить костер.