Доброе лицо зла
Шрифт:
– Как знать, – прищурился Вячеслав Игоревич, – может, и попросит. Наливай, Александрыч, еще по одной, и давай на время забудем о наших невеселых делах. Дай мне месяц сроку, за это время я что-нибудь придумаю…
– Что ж… – Александр Александрович наполнил стаканчики. – За твою изобретательность! Ну, с богом! Истина в вине, как говаривал Сальери!
– Сократ еще лучше говорил: «Пей до дна!» А в людей, которых нельзя подкупить или, скажем, запугать, я не верю.
…Бесспорно, рисковать стоило.
Он рискнул. Теперь дело следовало довести до логического конца. Лишь
Сейчас первоочередная задача – окончательно подчинить своей воле одного из исполнителей, Пугачева, выяснить, где протечка в ближайшем окружении Сергея, и протечку эту ликвидировать. Не стесняясь в средствах, чего уж теперь… трупом больше, трупом меньше…
Правда, Сергей вовсе не мечтал подчиниться чьей-либо воле! Он тоже был индивидуалистом и эгоцентриком. Может быть, не таким рафинированным, как его бывший комвзвода. Но тоже считал себя крепким орешком, кстати, вполне обоснованно. И в игре, которая велась сейчас, преследовал собственные интересы.
Только вот заигрался Сережа, шагнул за грань, которую лучше бы не переступать. И юриспруденцию студент биологического факультета знал из рук вон плохо, иначе призадумался бы куда раньше.
…Нередко случается, что в борьбе двух характеров определяющей становится не сила, а ловкость, не духовное превосходство воли, а упорство и настойчивость, помноженные на хитрость. Отчего бы не использовать к собственной выгоде любопытную идейку, остроумную разработку, пусть морально весьма сомнительную, а потом отойти в сторону? Пугачев считал, что он хитрее Волчонка.
Сергей ошибался. А вот тот, кто использовал его, хорошо помнил: стоит только начать! Потом, как под горку, само покатится. Это как наркомания – куда как трудно слезть с иглы и доза становится все больше. Недаром в преданиях и легендах разных народов часто говорится, что зайти в пещеру дракона легко, а вот выйти… Мало у кого получается.
Странно, что Пугачев, прекрасно знавший эпос, забыл об этой печальной истине.
– …таково реальное положение вещей, Сережа! – Пугачев дернулся было, чтобы возразить, даже со скамейки привстал, но под тяжелым взглядом поперхнулся словами, обессиленно уселся на место. – Ты сказал «А», так будь готов, в случае необходимости, сказать «Б». Я прослежу, чтобы ты сказал правильно.
«Ты проследишь, – с тяжелой злобой подумал Сергей. Он физически ощущал пудовую тяжесть взгляда. – Ловко ты меня кинул, нечего сказать! Одно дело – самому брать на плечи весь риск, всю вину злоумышленника, все последствия, если задуманный тобой план провалится и преступление будет раскрыто – довольно успокаивать себя, речь идет именно о преступлении! – и совсем другое – стоять в стороне и смотреть, как уродуется и губит себя кто-то другой. Я. Так, лишь идейку ему подкинуть привлекательную, направление задать. Пойди-ка докажи это в суде! Да и не привлекают к уголовной ответственности за подкидывание идеек. Подстрекательство? Да, есть такая статья в УК. Вспомнить бы еще, когда она в последний раз применялась… Я, конечно, дурак, но ты-то кто? Хорош Волчонок… с шакальими повадками!»
Сергей буквально впился в него глазами. Сидящий рядом человек сжал зубы и в ответ уставился на Пугачева.
Возникло желание в гляделки поиграть? Что ж, это можно… Волчонок был полон решимости выйти из этой игры победителем.
Прошла минута, в течение которой они в упор глядели друг на друга. Сергей не выдержал, опустил взгляд. «То-то! – подумал Волчонок. – Слабоват ты, голубчик, против меня!»
Правильно подумал…
Глава 12
За четыре часа до того, как Сергей Пугачев, ругаясь на чем свет стоит, искал нужный переулок, состоялась еще одна встреча. И тоже на лавочке, на свежем воздухе – погода благоприятствовала. Москва цвела всеми своими скверами, парками, клумбами. Здесь, в центре Замоскворечья, запахи цветов перебивали даже вездесущую бензиновую вонь. В этот аромат гармонично вплеталась струйка ладана, тянувшаяся из раскрытых дверей небольшой, но необыкновенно красивой церквушки.
Лев Иванович Гуров, лениво откинувшись на спинку скамейки, наслаждался свежим ветерком и ласковыми лучами вечернего солнышка.
«Друг и соратник» сидел рядом, покуривал неизменный «Camel» и столь же лениво наблюдал за черно-белой церковной кошкой, которая, гордо задрав распушенный хвост, пересекала цветущую клумбу. Вид у нее был важный и надменный, словно у вдовствующей герцогини.
Крячко усмехнулся, пустил вверх толстую, точно хвост черно-белой кошки, струю дыма.
– Так что же получается, – спросил он, – ты полагаешь, что это идиотское нападение на тебя – следующее звено той же цепочки, которая началась со слежки за нами? С «хвостика» после нашего первого визита к Покровскому?
Гуров недовольно пожал плечами:
– А что еще прикажешь думать? Да, той же. Ты еще одно звено пропустил: пакость, которую мне вчерашним утром устроили с машиной. Отморозки знали, где я живу, знали, что я буду подходить к дому пешком.
– Э-те-те… Все они знали, как я погляжу. Академики какие-то, а не вульгарное хулиганье!
– Да, знали! – настойчиво повторил Гуров. – А вот кто я такой на самом деле – не знали. Потому и нарвались.
– И никакой возможности точно выяснить, кто же их на тебя навел, не было? Потрошил бы по горячим следам, ты же мастер этого дела.
– Пытался. Да только проку с того? Их «командир» чуть в штаны со страху не навалял, поняв, что их, считай, подставили, вывели на опера-важняка, да еще и полковника. Кололся, как гнилой орех. Но что в том орехе? Именно гниль. Они стояли у пивной, пили водочку, подглянцовывали «Клинским». Подошел некий мужик в костюме и темных очках, предложил десять тысяч рублей на четверых немедленно, если они возьмутся отмудохать хахаля его жены. Меня то есть. Оговорил: не убивать, но избить так, чтобы в больнице минимум месяц провалялся. Если выполнят его просьбу, то еще десять штук получат. И ни фига не врет ведь, тварюга, так все и было, я уверен!