Доброе лицо зла
Шрифт:
– Так худо? – сдержанно поинтересовался глава секьюрити, доставая из кармана своего спортивного пиджака пачку «Winston». – Настолько?
– «Так» – это как? – раздраженно откликнулся Александр Александрович. – В каких единицах прикажешь измерять поганость нашего положения? Очень плохо, очень! Глеб оказался либо дураком, либо предателем, вскрылись почти все наши тайные операции с налаживанием моста на Читу и вообще Восточную Сибирь. Одних налогов мы должны… Впрочем, ты в курсе. А вот чего ты не знаешь: все имущество фирмы через неделю, много – две попадет под секвестр. Распродать машины по разумной цене мы за это время не успеем. Но это бы полбеды, самая беда в том, что уже с
– М-да… Поэтому, Александрыч, ты вызвал меня к себе на дачу. Решил, наконец, посоветоваться. Снизошел, так сказать. Не поздно ли? – Вячеслав закурил, выпустил идеально правильное колечко дыма. – Главбух, скорее всего, не «либо – либо», а два в одном флаконе. Но я когда еще тебя предупреждал, что он глуп и ненадежен? Ты ко мне прислушался? Не обижайся, ты, конечно, шеф и все такое, но в случившемся есть большая доля твоей вины. Ты прошляпил.
Говоря по правде, эти слова глубоко задели хозяина дачи. Конечно, он не показал и виду – умный человек должен уметь владеть своими чувствами, скрывать свой гнев. Разве что щеки Решетова слегка покраснели. Он сжал губы так, что они превратились в тонкую полоску, высокомерно посмотрел поверх головы Вячеслава, как бы вовсе не замечая его, не придавая его словам никакого значения. Лишь бы не оказаться в смешном и нелепом положении! Ведь его собеседник, по большому счету, прав.
– Не кипятись, я-то в твоей лодке останусь, так что вместе пузыри пускать будем, если что, – успокаивающе сказал Вячеслав, успевший хорошо узнать своего директора. – Можно, конечно, силами моих мальчиков организовать стервецу-главбуху серьезные неприятности со здоровьем. Ну, напали хулиганы, никто не застрахован, так? Только не вижу смысла в подобной акции.
– Его и нет. Этого скота и так выпотрошили до последнего, ничего нового он не скажет, а мстить таким пошлым способом…
– Вот теперь мы переходим к самому интересному, – довольно кивнул Вячеслав. – Кто выпотрошил? Где самое тонкое место в нашей обороне, если мы еще способны обороняться? Ведь ради этих вопросов ты, Александрыч, и позвал меня сюда, я прав?
– Ясно кто, – буркнул Решетов. – Налоговики. Вцепились, как клещ в собачье ухо. Это и есть самое тонкое место: неуплата налогов, знаешь ли, сейчас считается одним из тягчайших преступлений перед государством. На Америку равняемся. Хоть нашим властям, сколько ни плати, все как в прорву: не разворуют, так ухлопают по дурости на пополнение стабилизационного фонда или еще какую экономическую бредятину. Тут сыграл роль неудачный момент. Год назад мы отделались бы легким испугом. А сейчас налоговой инспекции нужен предметный урок – так сказать, для острастки. Ажиотаж вокруг неуплаты налогов принял прямо-таки фантастические размеры, Дума грозится принять новый закон… Президент тоже грозится указом, словом, власти хотят хорошенько припугнуть предпринимателей. Вот под эту волну мы и попали. А в России со времен Рюрика нет ничего хуже, чем под волну попасть. «И за борт ее бросает в надлежащую волну!» Причем ее – это нашу «Артемиду».
– В надлежащую? Отлично сказано… Однако у волны есть
– Все верно, – кивнул Александр Александрович. – Только как это сделать?
– Ну-у… – задумчиво протянул Вячеслав. – В Московском управлении службы налогов и сборов тоже ведь живые люди работают, а отнюдь не ангелы. У них есть фамилии, имена, отчества, номера телефонов и банковских счетов, домашние адреса… Кто там нас курирует? Кто, используя твое остроумное сравнение, в роли Стеньки Разина выступает? Отчего бы не попытаться пойти проверенным, традиционным путем?
– То есть дать на лапу? Подмазать как следует, так, что ли?
– К чему так грубо выражаться? Отблагодарить за доброе отношение и конструктивный подход – это лучше звучит. Ты сказал, что с деньгами напряженка, но на такое дело, я думаю, найдешь. Поскреби по сусекам. Надеюсь, возражений морального порядка у тебя нет?
Решетов только горько рассмеялся в ответ. Какой тут, к чертям собачьим, моральный порядок?! Когда плывешь из последних сил в бурном море сегодняшнего российского бизнеса – а к водичке этого моря и помои примешались, и кровь в немалом количестве, – вешать себе на шею пудовую гирю устаревших нравственных норм – это несусветная глупость.
– Слава, неужели ты думаешь, что такая простенькая мысль не приходила мне в голову? – спросил он. – Деньги на взятку я бы нашел, но все дело в том, что я навел кое-какие предварительные справки…
– И что же?
– То, что этот человек взяток не берет! – вздохнул Александр Александрович. – Ни у кого из моих… знакомых не получилось. Не берет, хоть ты тресни!
– Нет таких людей! – убежденно возразил Слава. – Все зависит от суммы. Плюс к тому – нужен индивидуальный подход.
– Ты так полагаешь? – с иронией в голосе поинтересовался Решетов. – Что ж… Тебе и карты в руки. Найди такой подход. Собери информацию по собственным каналам и найди, а вот тогда поговорим предметно. Возьмешься?
– Сколько времени в моем распоряжении? – спросил Вячеслав, которого предложение шефа, похоже, ничуть не удивило. – Как долго ты сможешь держаться на плаву?
– Так ты серьезно? – удивился Решетов. – Впрочем, попробуй, чем черт не шутит. Если я упрусь рогами, потребую независимой аудиторской проверки, то… Месяца два-три можно потянуть резину. Но это обозлит нашего – как ты выразился? – куратора. Так что, если твоя идея окажется лишь пустым мечтанием и подходов ты не найдешь, мы не выиграем, а проиграем. Мы только усугубим и без того предельно поганую ситуацию, это ты понимаешь?
– Придется рискнуть! – Глаза Вячеслава возбужденно заблестели. – Все лучше, чем плыть по течению, как кусок, сам понимаешь, чего… Сколько мы сможем отстегнуть ему за то, что он покроет самые тяжелые наши грехи?
– Не торопись. – Решетов поднял руку в предостерегающем жесте. – Об этом я должен поразмыслить. Скупердяйничать здесь нельзя, но и лишних денег у меня нет. Кроме того, предлагать слишком много – опасно. Это может навести на мысль, что грехи наши совсем неподъемны! Эх, до чего было бы замечательно, если бы не мы предлагали, а он сам у нас попросил. Не открытым, конечно, текстом, но хотя бы намеком…