Добровольцы

Земцов Борис Юрьевич

В этом признании не было страха, скорее какая-то удивленная виноватость, но и она моментально сменилась вполне конструктивным предложением: «Давай, пока у меня эта ерунда не пройдет, я тебе рожки набивать буду…»

Предложение оказалось актуальным. Готовые, заряженные заранее магазины к автомату у меня к тому времени уже заканчивались, а отвлекаться на их снаряжение значило оставить без внимания свой сектор обстрела. Понятно, теперь к своему «подшефному» участку мусульманской стороны пришлось прибавить еще и территорию, которую до недавнего времени обстреливал Серега.

А еще минут через пятнадцать мой сосед по брустверу поразил меня откровением, смысл которого я буду переваривать, похоже, еще очень

долго. Ни с того ни с сего, оторвавшись от своего монотонного занятия, он выдал: «Ты знаешь, мне сейчас кажется, что у нас с тобой сегодня все нормально будет, не ранит, не убьет… И вообще, мы долго жить будем…»

«Правильные у тебя, Серега, ощущения…» — только и оставалось мне ободрить своего предельно откровенного соседа [13] .

13

С предсказанием по поводу «долго жить» Серега, похоже, промахнулся. «Долго» для него оказалось втрамбованным в отрезок времени длиной всего в восемнадцать лет. В считаные дни до Нового 2012 г. Сереги не стало. Отказала поджелудочная железа. Помню его похороны. Помню его лежащим в гробу. Почему-то тогда он показался помолодевшим, с разгладившимися морщинами. Если бы не закрытые глаза и не бумажная полоса с молитвой на лбу, можно было сказать, что он — совсем такой же, каким был на высоте Заглавок 12 апреля 1993 г., когда лежал слева от меня за мшистыми камнями и набивал патронами рожки для моего автомата. Да будет земля тебе пухом, раб Божий Сергий!

* * *

После часа дня подошло подкрепление — все наши, кто находился в это время в казарме. Похоже, до последнего момента никто из них не представлял, что здесь творится. Наверное, с таким трудом переданный по рации сигнал был оценен то ли как шутка, то ли как следствие излишней драматизации ситуации. Введение в бой для них началось еще на полпути, когда мусульмане обстреляли грузовик. У машины пробиты скаты, чудом остался невредим водитель-серб. Кабина прошита пулями в нескольких местах.

Вряд ли кто из приехавших готов был увидеть то, что открылось им на нашей позиции. Громадные ветки деревьев, срезанные осколками мин, масса воронок, изрешеченные пулями палатки, наконец, перенесенный за палатку, испачканный густой темной кровью бездыханный Костя Богословский.

Поразил питерский доброволец Сашка К., в гражданской профессии школьный учитель. Не обращая внимания на посвистывающие над головой пули, он снял каску (вторая после Кости Богословского каска в нашем отряде), опустился на колени, достал из-за пазухи тоненькую ветхую книжечку, начал читать молитву.

Обратил внимание, как изменились лица казаков. Раньше они несли на себе печать бравады, превосходства, надменного самодовольства. Теперь все это как рукой снято. Я увидел хорошие русские лица. Чуть растерянные, немного удивленные…

* * *

Символично, что на протяжении всего времени боя за высоту Заглавок над этой высотой реял… российский имперский черно-желто-белый флаг. Похоже, это полотнище уже застолбило свое место в вечности как будущий экспонат музея новейшей российской державной истории. Стяг привез в Югославию Володька-Бес. Тот самый одинцовский парень, успевший в свои двадцать с небольшим не только отслужить срочную службу, но и хлебнуть войны в Приднестровье. Знаю, что этот флаг он купил на собственные деньги на одном из патриотических митингов в столице.

Чем руководствовался этот парень, когда брал его, отправляясь в Югославию? Вряд ли исходил он здесь из каких-либо стратегических и конспирологических расчетов. Тем более не мог представлять сценария событий, в которые предстоит

окунуться. Скорее всего, подчинился какому-то внутреннему разумению, а точнее, здоровому имперскому и национальному инстинкту, который присутствует в сознании каждого «правильного» русского человека, независимо от воспитания, происхождения и профессии. В обычное время этот инстинкт дремлет, а то и откровенно дрыхнет, и только в момент исторической актуальности, в «час икс» звучно заявляет о себе. Для Володьки-Беса и его флага «час икс» грянул 12 апреля 1993 г. на высоте Заглавок.

Между прочим, флаг этот он хранил не в своем рюкзаке, а во внутреннем кармане куртки, служившей ему доспехами все время югославской «командировки», фактически на груди. С этим флагом ходил в разведку, стоял в караулах, ел и спал. Во время всем нам памятного восьмидневного горного рейда Володька этот флаг потерял. Пропажи хватился ближе к вечеру. Не испугался, не поленился — один вернулся по следам, отвергнув, кстати, наши предложения о помощи, к месту последнего привала и отыскал флаг в подтаявшем под горным солнцем снеге.

За пару дней перед сражением на Заглавке флаг укрепили на самодельном флагштоке на дереве в центре нашей позиции. Представляю, какие комментарии были по этому поводу у мусульман и их зарубежных инструкторов (чаще всего это турецкие военспецы), наблюдавших за высотой через свои бинокли.

Покидая, согласно приказу сербского командования, позицию на Заглавке, флаг мы сняли. Как и полагается боевому знамени, все его полотнище было в дырах от пуль и осколков [14] .

14

Автор не ошибся, напророчив флагу «музейное будущее». Полотнище действительно стало экспонатом. Правда, не в государственном музее, а в музее, по сути, частном, что с учетом нынешних политических реалий вполне понятно. Развевавшийся во время сражения 12 апреля 1993 г. над высотой Заглавок российский имперский флаг хранится теперь в музее русских добровольцев, воевавших в Югославии, при военно-патриотическом детском клубе в Москве. Клуб действует уже много лет. Столичные мальчишки готовятся там к службе в армии. Руководит работой клуба его основатель Александр Кравченко, русский доброволец, участник того, уже знаменитого боя за высоту Заглавок. Тот самый Сашка К., которого тяжело ранило в том бою на моих глазах.

* * *

Досадно, что высоту, которую мы отстаивали в неравном бою шесть часов, пришлось оставить. Таков приказ сербского командования. Досадно, потому что боеприпасов у нас еще оставалось достаточно, да и помощь подошла немалая — почти три десятка наших.

Но приказ есть приказ. Обсуждать его не положено. Уходили с высоты организованно, с достоинством. Патроны, которые не смогли взять с собой, сложили в костер. В первую очередь вынесли завернутое в одеяло тело Кости Богословского, вывели под руки Беса и Сашку К. Высота Заглавок, наша былая позиция, провожала нас трескучим салютом рвавшихся в костре патронов.

* * *

До казармы добирались раза в три дольше обычного. Грузовик с пробитыми скатами и поврежденным мотором тянул еле-еле. Сербы рассказали о недавних попытках мусульман перерезать дорогу, предупредили о возможном нападении на машину. Тент с кузова грузовика пришлось снять, иначе было бы неудобно отстреливаться. Ехали, держа наготове автоматы со снятыми предохранителями. Молча. Посередине кузова на одеялах лежал Костя Богословский. Его лицо очень повзрослело после смерти. Рядом со мной ерзал на скамейке ставропольский казак Володька-Кишечник. Еще в начале дороги, встретившись со мной взглядом, он прошептал: