Добровольная зависимость

Барлоу Елена

Его размеренное существование в доме и вне его порой доводило меня до отчаяния, и я едва ли не умоляла о совместных прогулках. В конце концов, в октябре мы стали чаще появляться на публике, и даже близко подружились с одной супружеской парой — Лорой и Колином Смитт. Лора напоминала мне сестру, а её муж был застенчивым человеком, но успешным торговцев, который встречался с Готье во время военных действий в Африке.

Мне всё ещё не давала покоя тайна, которую скрывал мой муж. И за много недель я успела придумать и отбросить десяток версий,

по которым он не хотел ею со мной делиться. Измена, финансовые трудности, бездетность... Что ещё он мог пронести за те десять лет жизни с Мэгги Уолш?

Порой доходило до того, что я начинала верить в некие криминальные возможности развития событий, или даже магические, тёмные и жуткие.

Вечерами, возвращаясь в свою спальню, я проходила мимо полуприкрытой двери его кабинета, где он допоздна корпел над какими-то документами, и замечала, как он отпирал и запирал один единственный ящик комода под столом — верхний, правый. Во мне проснулась та любопытная, бесстрашная девочка, которая жила во мне когда-то, и я уже не могла выбросить этот заветный ящик из головы. Точнее, надуманный образ того, что могло бы там находиться.

И однажды моё глупое, детское любопытство едва не довело нас до беды.

Однажды вечером, одетая в одну лишь длинную ночную сорочку, я прошла по коридору от спальни до кабинета мужа, почти прижимаясь к стене, и, остановившись у нужной двери, осторожно постучала. Я ожидала услышать голос супруга, но по счастливой случайности его не оказалось в кабинете, так что я вошла в комнату, прикрыв за собой дверь.

Мрачный кабинет напоминал мне небольшую неаккуратную библиотеку, эдакую комнату, затерявшуюся во времени и бумагах, разбросанных тут и там. Но я не собиралась тратить драгоценные секунды за изучение этой средневековой обстановки. Заветный ящик в комоде был, конечно же, заперт, и с минуту я в отчаянии лишь дёргала за маленький крюк-ручку.

Отдышавшись и успокоившись, я смотрелась и решила залезть в карманы пиджака, что висел на спинке большого кресла рядом. Каково же было моё удивление, когда я обнаружила там нужный ключ! Я торопилась, несколько раз промахивалась мимо замочной скважины, но раздался долгожданный щелчок — ящичек открылся. Кроме нескольких папок с бумагами и двух увесистых конвертов я не обнаружила ничего подозрительного, поэтому принялась за первый распечатанный конверт. В нём оказались фотокарточки и письмо, адресованное некоему Роберту. В свете настольной лампы я разглядела людей, изображённых на тех фотографиях. Это были Мэгги Уолш и её брат.

На задней стороне одной из карточек я прочла, хоть и с трудом, каллиграфическим почерком написанные слова:

« Моему дорогому брату на память! Навеки твоя, Мэгги! »

Но едва я принялась за письмо, как вдруг с первого этажа раздался какой-то глухой шум, похожий на короткий стук, затем совершенно внезапно погас весь свет, и я оказалась одна в полнейшей темноте кабинета.

От неожиданности я забыла о фотографиях и письме; я не боялась темноты, ведь моё воображение не рисовало ни монстров, ни приведений, прячущихся в ней. Но в тот момент я испугалась, бросила конверт на пол и медленно поднялась с колен. Не успела я сообразить что-то разумное, как вдруг увидела белеющее на фоне тёмного прохода тело своего мужа.

Готье

стоял на пороге комнаты, одетый в чёрные бриджи и высокие сапоги из потёртой кожи; я подняла глаза и увидела, что он был без повязки, и его глаза странным образом походили на две искры в этой темноте. Две искры, полные негодования и гнева. Я поняла это с первого взгляда. Скользнув взглядом ниже, по его груди и плоскому животу, и я впервые после брачной ночи ощутила эту жгучую смесь из страха перед неизведанным и плотского желания. Но в этот раз последнее явно преобладало.

Он показался мне таким невероятно красивым и порочным в этой дерзкой позе, что я напрочь позабыла о своей выходке и игре в шпионку, а очнулась лишь тогда, когда мой муж с разъярённым видом подбежал ко мне.

— Какого чёрта ты тут делаешь?! — закричал он, встав напротив меня у стола. — Что ты здесь забыла?

Лишь тогда я осознала всю серьёзность ситуации, в которую сама же угодила, и от страха не могла вымолвить и слова. Видя, что я была не в силах ответить, Готье попытался через стол схватить меня за руку, но я инстинктивно отпрянула к стене. Тогда он обошёл слева, увидел разбросанные на полу бумаги и фотокарточки и посмотрел на меня с такой яростью в глазах, что я невольно попятилась назад.

— Вот как значит, маленькая девочка решила самостоятельно всё разнюхать, а? — каменным тоном произнёс он. — Разве маленькой девочке не объяснили, что копаться в чужих тайнах — это опасное занятие? Или девочка глухая, или глупая, или непослушная?

Мне показалось, что он был готов броситься на меня, как хищник на свою жертву, и сделала рывок вправо, прямо к двери. Но он с невообразимой быстротой оказался прямо передо мной и схватил меня под грудью, до боли сдавив обеими руками, словно хрупкую куколку; в ту же секунду я была прижата к его груди, горячая кожа обожгла мои плечи, и я вскрикнула от неожиданности.

— Никто не рассказывал тебе сказки о Синей Бороде? Ты могла бы вынести из них много полезного! Что же ты молчишь? — он резко тряхнул меня, так что я оказалась лицом к лицу с его гневом и упёрлась ладонями ему в грудь. — Ты уже не такая бесстрашная, маленькая девочка! Если я ещё хоть раз обнаружу тебя здесь, открывающую этот ящик, клянусь, что выпорю тебя ремнём!

Когда он отпустил меня, я не поверила. В немом ужасе я попятилась к двери, а мой муж с жутким спокойствием вытянул руку и, указывая в пустоту тёмного коридора, сказал:

— Убирайся, пока я не передумал и не догнал тебя.

Слёзы жгли мне глаза, когда я бежала по неосвещённому коридору в сторону главной лестницы. Я чувствовала себя оскорблённой, непонятой и незаслуженно униженной. Не имею понятия, почему я не ушла в свою спальню, и какой чёрт дёрнул меня нестись, сломя голову, по лестнице на первый этаж. Но, почти пробежав последние ступеньки, я вдруг не удержалась и упала на ковёр, чудом не ударившись лбом. В следующую секунду я ощутила страшную резкую боль в правой ноге и поняла, что не могу ею пошевелить.