Добровольная жертва

Метелева Наталья

– Я слышала о твоем утверждении, что у каждого есть особая песня, – припомнилась мне еще одна подробность.

– Одна на всю жизнь, – кивнул музыкант, рассыпав по плечам смоляные кудри. – Странные иногда это бывают мелодии, странные слова. Иногда крутится на разные ритмы одна и та же единственная строчка. У одного воинственного царя жизнь состояла из трех глаголов, гремевших как барабанная дробь. Да у большинства из кабацкой публики, такой, что сегодня выгнала нас из-за стола, не дав как следует насладиться чревоугодием, жизнь тоже укладывается в три слова, только нецензурных. А зачастую в одно, тоже непроизносимое при девушках, особенно при феях. У некоторых жизнь – что требник или таблица спряжений. Их скучно петь. Знавал я одного мздоимца,

так у того вместо песни – круглый ноль. Свистнешь разок, вот и вся жизнь. У звездочета, который мне попался по дороге сюда, песня жизни была именем Солнца. А твою песню я сразу услышал, как только ты вошла в харчевню одинокой обгоревшей звездочкой. Она у тебя короткая. Хочешь, я тебе ее спою?

– Спрашиваешь! – я немедленно подала ему лютню.

Пелли с коником в обнимку уже заранее впали в блаженное оцепенение. Сильвен приласкал неразлучную подружку, подтянул колки, чуть призадумался, пристально глядя сквозь меня, словно я стала прозрачной, и взлетел пустынным ветром, блуждающим в сумраке, зашелестел дождем по листьям плакучей ивы, пролился чистым ручьем. Песня была тихой и грустной, как лунный свет в заброшенном саду.

Дальний странник,Звездный гость,Что стучит ко мне,Если б знал ты, сколько звездГаснет в этой тьме.Я сама – с небес. Когда-то,Расточая свет,Пала наземь. И обратнойМне дороги нет.Стала волглою лучиной,Медленной свечой,Женщиной была, мужчиной,Чистою слезой,Серым пеплом, красной кровью,Зелено'й травой,Черным хлебом, белой сольюИ самой землей.Кроткий странник,Гость небесный,Что пришел за мной,Здесь, во тьме моей железнойСтала я звездой,И в сиянии крылатом,Расточая свет,Улетаю … И обратнойМне дороги нет.

Певец прислушался к последней тающей ноте утихавшей струны и улыбнулся мечтательно, разбивая наше завороженное оцепенение:

– Эх, где та девушка, что споет мне мою песню жизни? А то все я, да я! Надоело такое однообразие!

Я открыла было рот, чтобы сказать, где та задорная звонкоголосая смуглянка, но Пелли ткнул меня шипастым локотком, а подобравшийся под шумок Лэпп будто бы нечаянно зажевал вместе с клочком травы мою блаженно вытянутую ступню, и вместо предсказания из горла вырвался болезненный стон пополам с проклятием.

Сильвен тут же извинился, что его песня произвела на меня такое удручающее впечатление. Мы втроем, включая желтогривого, с жаром кинулись его разуверять, и лютнист в испуге, что струны его лютни расплавятся от такого всеобщего пыла, замахал руками, остужая ретивых.

Сразу вспомнилось о прохладе севера, и я снова задала моему оруженосцу вопрос, оставшийся в харчевне без ответа. Пелли замялся, смущенно поглядывая на Сильена. Черноволосый поднял на него смеющиеся глаза и пояснил неожиданно:

– Так на севере Пробужденные давно уже трубят всеобщий сбор. Сегодня Вечит. Целая армия собирается со всех концов света. Все ордена, все приверженцы. Силы они стягивают несметные. Вот только зачем – непонятно. И без войны куда ни ступишь, – обязательно на пробужденного наткнешься. По слухам, сегодня начнется их наступление.

Пелли неохотно добавил:

– Лигу они хотят смести. До последнего человека.

– Каким образом? – на мой взгляд, это была невыполнимая задача.

Мальчик-дракон снова покосился янтарным глазом на лютниста. Сильвен хмыкнул, не оскорбившись недоверчивостью, тактично встал и отошел подальше, делая вид, что поэтов совсем не привлекает мирская суета сует. Из-за кустов раздались звучные переборы и бесшабашная песня на гортанном незнакомом языке. Лютнист горланил так старательно, что я едва расслышала ответ Пелли:

– Они хвалятся новым оружием. Если там тварь, то это ее война. Против всего мира. Лига больше всех мешает, с нее и начнут.

– А в лесу что было?

– Куколка нига, – прошептал веснушчатый.

– Что-о?!

Певец в листве споткнулся, но грянул с новой силой что-то совсем залихватское. Поперхнулся, откашлялся и жалобно заголосил в миноре.

– Неудачная куколка, – поправился Пелли. – У меня на них нюх. Я поисковый дракон. Это носители семени нигов. Но, когда что-то у них идет не так, они превращаются в таких вот слизней. Старики говорили, что ниги пытаются изолировать их, но они сбегают. Кто был исходной формой сегодняшней куколки, я даже не знаю. Но ниги выбирают только разумные формы для своего потомства. Судя по размерам, это был эльф. Куколка шла с севера на юг, и прямиком на тебя. Может быть, ее направляла тварь из цитадели. И так стремительно шла, что я едва успел, и то потому только, что Альерг раскрыл для меня рандр и перебросил прямиком в лес. И вообще, Роночка, твой оруженосец обязан быть при тебе.

– Скорее оружие, а не оруженосец!

– Все равно, ты не смогла бы тащить на себе такое оружие, без оруженосца не обойтись, – нашелся Пелли.

– А что рождается из таких куколок? Ниги?

– Нет, что ты! Из таких – просто монстры. Чудовища. Потому мы и знаем, что это порченные куколки. Впрочем, кто их знает. Может, это специальные куколки, а никакие и не порченные.

– В сегодняшней были настоящие монстры. Жуткие. Но что странно… если их почистить от слизи… и от злобы… останутся весьма милые мордашки и просто изумительно красивые крылья. Сейчас мне кажется, что из этого слизня вылетели крохотные дракончики.

Пелли едва справился с рвотным рефлексом.

– Ты, Роночка, ври, да не завирайся! Драконы рождаются из яиц, а не из слизней!

Я поспешила оставить куколок в вечном покое.

– А саму тварь ты видел? Что она из себя представляет?

– Сам не видел, но у нас много легенд. Все, что угодно. Послушай, Роночка, ты же пифия, неужели ни раз,у ни в будущем, ни в прошлом ты не видела этих тварей или их куколок?

Мои полномочия пифии не распространялись на всеведение. Мне было стыдно признаваться, что даже драконов я никогда не видела ни в прошлом, ни в будущем, и я буркнула, оправдываясь:

– Ну, я же не всевидящая!

– Как такое можно не увидеть? – изумился огнедышащий мальчик даже с некоторым возмущением.

Лютня в кустах затихла. Как давно она молчала вместе с хозяином, мы не смогли припомнить, но тоже замолчали.

Странным образом приходят знания. Словно всегда тут были, при тебе. И нужно только слово, не всегда кстати, или, наоборот, пауза в разговоре с этим миром, как знание открывается во всей полноте и ясности. Пелли с тоской взглянул золотистыми, цвета гречичного меда очами на жарившее как последний раз солнце, а я без всякой связи с этим зябким взглядом, пившем небо в смертной муке предзнания, уже поняла, что за чудовищный план созрел в Совете.

Хоть бы детей пожалели! Если Крылатые с трудом справились с тварью, загоняя ее туда, откуда она вышла, то что может сделать один маленький зеленый, пусть даже золотой дракончик? И если он доставит отца в цитадель, то вряд ли Бужда клюнет на такой ничем не прикрытый крючок, от которого за версту разит провокацией! Мне захотелось вернуться в село, даже названия которого я не удосужилась узнать, и сдаться на милость меча рябого «пробужденного».

Лютнист молчал слишком долго, и мы обогнули густые кусты с двух сторон, чтобы посмотреть, что там с ним случилось.