Добровольная жертва
Шрифт:
Туман клубился, рвался прядями и выткал маленькую фигурку в удивительно знакомом синем платье. На ее голове было странно раздутое сооружение, вроде шлема с оборочками. Девочка оглянулась, но я не увидела ее лица, потому что тоже оглянулась на звук открывающейся двери.
В комнату входила госпожа Аболан. Она была по прежнему прекрасна, но вокруг глаз уже лучилась легкая сеточка морщинок, а бронзовые тяжелые волосы слегка подернулись изморосью. Она не удивилась. Она ждала и дождалась. И глаза ее сияли радостью сбывшейся надежды.
– Рона!
–
Я закрыла глаза. Сейчас она исчезнет. Такого не может быть. Я просто сплю.
Она обнимала меня, гладила растрепанные волосы и плакала.
– Ну, наконец! Я так ждала, дочка!
Она отстранилась и оглядела меня, укоризненно сдвинув брови:
– Ты что, явилась сюда прямиком из котла ведьмы? Пойдем, тебе надо переодеться.
Ее покои совсем не изменились. Ничего лишнего. Почти как в моей келье. Никакой роскоши. Но строгая, даже грубая, мебель смягчалась искусно вышитыми накидками. Альков был скрыт резной ширмой.
Платье уже лежало в кресле. Простое, легкое и свежее, как летний луг. Она помогла мне переодеться и, предвосхитив вопрос, пояснила с улыбкой:
– Тебе было года три, когда ты предсказала этот день. Вот я и ждала.
– Почему я не помню? Я обычно помню свои предсказания!
Она помрачнела.
– Не все, дочка.
Я вынуждена была согласиться. Но… то детское видение я помнила, и оно было другим. Что-то здесь было не так. Да здесь всё было не так!
– Как я здесь очутилась? Не понимаю, как это произошло!
Я прошлась по комнате, потрогала портьеры, резьбу спинки стула, уколола палец о хрусталь баночки с благовониями на столике под вышитой салфеткой, выглянула в окно. Дальней мельницы, которая раньше торчала на горизонте как одинокий зуб во рту старухи, не было. В остальном окрестности замка Аболан остались таким же, как двенадцать лет назад.
Золотились поля, пожухлые выкошенные луга почти зеленели, вилась подсохшая ленточка реки, а с другой стороны замка наверняка плескалось озерко. К рощице приткнулись сирые домишки, к ним жались козы, на коз шипели гуси. Тишь да гладь.
Леди Аболан засмеялась и легонько, но ощутимо, шлепнула меня по руке, когда я осмелилась дернуть изумрудную серьгу в ее ухе.
Всё было реальным. Очень качественная иллюзия!
Она взяла меня за руки, усадила рядом с собой и долго смотрела. Так, словно не могла насмотреться, словно в последний раз.
– Тебя же не удивило утреннее перемещение из леса в Гарс?
– Ты уже знаешь об этом? Откуда?
– Я люблю тебя, дитя мое. Ты всегда в моем седрце. То, что меня не было рядом с тобой – не такая уж большая жертва за то, чтобы ты была на свете. Я хотела, чтобы ты жила долго-долго, и была счастлива. Счастливее, чем я.
– Буду! – Пообещала я с жаром. – Я тоже люблю тебя, мама. И так мало о тебе знаю! Даже не знаю, как твое настоящее имя, – призналась я, вспомнив укоры Дика.
Она смутилась.
– Еще узнаешь, родная моя. Но мы должны были с тобой попрощаться вот так, без помех. И они подарили нам эту встречу.
– Кто? Кто они? – превратилась я в нещадного овода.
Она опять погрустнела, откинула прядь со лба, вздохнув:
– Братчина. Вот и ожерелье тебе уже не нужно, оставь его здесь. Ты из него уже выросла.
Я с сожалением сняла золотого дракона с загадочным кристаллом: мне нравилось смотреть в немыслимую глубину мерцающего бирюзовыми звездами камня. Такую бесконечную глубину, словно в ней была замкнута Вселенная, вывернутая наизнанку.
Золотой зверь покосился грустным, подозрительно блестнувшим глазом: «Не реви, цыпленок! Зачем тебе скорлупа от яйца? Соскучишься, приходи, здесь для тебя всегда открыто».
– Теперь оно тебе только помешает, – утешила матушка. – Представь, что может случиться с кораблем, если распустить паруса, но не поднять якорь?
Жалкая картина. Но в большинстве своем люди так и живут, кружась в тихой или бурной лужице, пока не распадутся вдребезги. И я рубанула сплеча все канаты всех якорей этого мира:
– Мама, я – ниг?
Она рассмеялась, ничуть не удивившись вопросу:
– Так вот что тебя мучает! Твой отец тоже проходил через эти сомнения. Нет, конечно. Ниги – исконные враги нашего рода.
– Нашей расы, ты хотела сказать?
– И расы, и рода. У нас с тобой другие счеты с этими тварями. Если ты идешь в Цитадель, тебе лучше тщательно спрятать эти знания. Забыть. Пробужденные так тебя выкрутят, что малейший намек может тебя погубить. Твое спасение – не в неведении, как считает твой отец и Совет. Твое спасение в полном контроле над памятью: суметь вовремя забыть, но и вовремя вспомнить. Кажется, за последние два года вы с Диком блестяще поработали над этим умением.
Я оторопела. И заподозрила. И спросила:
– Так я не случайно встретила Дика в Рагоре?
– Конечно, случайно! – лукаво улыбнулась мама. – Но что такое случай? Соединение элементов в одно целое: лучника, цели и попадающей в нее стрелы. Иными словами, случайность – совпадение замысла с результатом. Случай – осуществленный замысел. Люди забыли об истинном смысле даже такого простого слова. Люди сохранили многие слова сущей речи, но извратили значения. Как фальшивомонетчики тщательно копируют форму монеты, но сам металл уже не тот. Вот и в мире нигов случайность – это натягивание лука наугад, с завязанными глазами и без стрел, а в мишени стрела все-таки торчит. Но та ли это стрела, что была спущена с тетивы?
– Да это уже чудо!
– Именно так и воспринимается сейчас любая случайность. Чудо… или рок … Я просила Дика помочь тебе … при случае. И он помогал. Все. Тебе пора. И помни, что Цитадель – не конец Пути Тора. Твоего пути. Лети, девочка моя! Я благословляю тебя, да пребудет с тобой моя любовь. Но сначала тебе надо вернуться в Гарс.
– Зачем?
– У тебя еще не все дела закончены в крепости.
– А разве я не в Гарсе сейчас торчу перед зеркалом?
Она нахмурилась и проверила мой лоб: не жар ли у несчастной.