Добрый медбрат
Шрифт:
В здоровом сердце мышцы сокращаются, прогоняя кровь через него, как фермер прогоняет молоко через коровье вымя. На ЭКГ нормальное сердцебиение выглядит как горный хребет. Размер пиков и расстояние между ними дают нужную информацию. Некоторые выглядели плоско, другие – слишком кучно, третьи – неровно, а некоторые были совсем неровными. Глядя на лист бумаги, медработник может определить, что именно не так; под больничной робой, в грудной клетке, сердце дергается будто кот в мешке.
Затянувшийся развод Чарли привел к тому, что той весной ему пришлось дважды проходить тест на полиграфе. Первый был вызван обвинениями Эдриэнн в том, что ее муж – опасный алкоголик, который выпивал в то время, пока должен был присматривать за детьми. Вместе с вызовом полиции по делу о домашнем насилии эти обвинения стали главными аргументами для того, чтобы Эдриэнн потребовала полной опеки над детьми.
Бракоразводный процесс в суде по семейным делам округа Уоррен проходил для Чарли не самым лучшим образом. Точно так же, как и его дело в суде общей юрисдикции округа Нортгемптон. Чарли были предъявлены обвинения в преследовании, взломе с проникновением, нарушении границ частной собственности и домогательствах. Это было уголовное дело, гораздо более серьезное, чем развод, которое вел мрачный и агрессивный государственный обвинитель. Поначалу Чарли хотел представлять себя в суде самостоятельно, но вскоре понял, что ему с этим не справиться.
Для того чтобы запросить государственного адвоката, Чарли должен был предоставить доказательство своей финансовой несостоятельности. И хотя его заявление содержало список таких необходимых расходов, как 1460 долларов США алиментов, оплата визитов к психотерапевту и обслуживание кредитных карт, он не указал свои первоочередные траты: жилье, еда и т. д. Это не было случайной ошибкой – незначительные расходы на поддержание жизнедеятельности просто не имели значения. Для Чарли их не существовало. Он был практически банкротом, но его доход показался суду достаточным, поэтому его запрос о предоставлении государственного защитника был отклонен. Теперь ему необходимо было платить еще и адвокату, что увеличивало количество долгов {50} . Чарли выбрал его по рекламе в телефонном справочнике и заплатил аванс. Их сотрудничество продолжалось три дня, по истечении которых адвокат отказался представлять его интересы, так как счел Чарльза Каллена «слишком сложным» человеком. Будучи не в состоянии дать выход своей фрустрации в зале суда, Чарли направил свою злость против своего бывшего адвоката. Он написал длинное и пространное письмо в суд, в котором сравнивал профессию юриста со своей собственной. Может ли медработник просто бросить пациента? Нет, не может. Почему? Это неэтично и поэтому непрофессионально. Эта тирада не улучшила его положение. Теперь у него не было другого выбора, кроме как представлять свои интересы самому.
50
По мнению Чарли, судья, который заставил его заплатить за адвоката, был виноват в том, что ему пришлось снова работать в качестве медбрата. Чарли утверждает, что, если бы ему помогли, он бы ушел с работы. Однако эта работа была для Чарли ядром самоопределения, она значила для него куда больше, чем просто способ хорошо заработать. И может быть, на другой работе ему действительно было бы сложно получать такие же деньги, но и безнаказанно убивать ему тоже было бы не так просто.
В суде Чарли был практически беспомощен, и он сам это понимал. Десятого августа он сдался и признал себя виновным по наиболее мягким статьям: домогательство и открытое нарушение границ частной собственности. Он получил штраф и условный срок, но в тюрьму его не отправили. Его отпустили домой, где он снова попытался покончить с собой с помощью таблеток и вина, а затем приехал в больницу Уоррена и сам отправился в реанимацию. Знакомое сочетание волевого действия и беспомощности частично помогли ему избавиться от стресса, подобно чиху или удовлетворенной компульсивности, но облегчение длилось недолго, и уже следующим вечером Чарли ехал домой сквозь туман.
Квартира в подвале была на удивление холодной даже в августе. Единственным звуком был «тик-так, тик-так» часов на плите, отсчитывающих секунды. Чарли мог бы позвонить Мишель или поехать к ней, но и то и другое являлось нарушением условий испытательного срока. Он был раздавлен и молчалив, но ему хотелось поговорить. Он стучал зубами в унисон с часами на плите: тик-так, тик-так. Он прикрывал то один, то другой глаз, чтобы понаблюдать за перемещением бутылок вина слева направо, положив локти на кухонный стол фирмы «Формика» и составляя письмо судье.
Он написал: «Между мной и Мишель имели место отношения сексуального [sic] характера». Судья не уделяла Чарли столько внимания, сколько ему требовалось. Но Чарли знал судей. Он встречал их среди пациентов в ожоговом отделении больницы святого Варнавы – хрупкие мужчины без одежды, у которых не осталось ничего, кроме надежды, и которые дышали только благодаря аппарату искусственной вентиляции легких. Он писал письмо до самого утра. Почистил зубы, сплюнул в раковину кровь и поехал разносить толстую пачку написанных вручную ходатайств. Затем он поехал на встречу с Джорджем, назначенным социальной службой адвокатом, который должен был определить судьбу его отношений с детьми.
Чарли очень хотел оставить детей, особенно тогда. Маленькие дети Чарли безоговорочно любили некоторые стороны его характера. Они зависели от него, прямо как пациенты в отделении интенсивной терапии. Он верил, что спустя какое-то время может стать таким, каким его видели дети: заботливым отцом. Хорошим другом. Сочувствующим опекуном. Были люди, которые видели его таким. Среди них были некоторые его коллеги. Его мать. В какой-то момент таким его видели Эдриэнн и Мишель. Может быть, думал он, если дети останутся с ним, он сможет сделать так, чтобы они его полюбили: ведь они тоже видели его таким. Если бы Чарли получил их внимание, он бы не стал рисковать тем, чтобы снова их потерять. Тогда, может быть, у него бы не было причин пичкать лекарствами пациентов, таких, например, как мисс Натоли. Чарли был бы хорошим отцом и хорошим медбратом, таким, каким, по его мнению, хотели его видеть Джордж и суд по семейным делам. Рекомендации Джорджа были ключом к его будущему, поэтому на их обязательные беседы Чарли всегда приезжал трезвым.
Разумеется, Джордж ничего не знал о том, что Чарли убивает людей. Однако он был в курсе того, что Чарли неоднократно пытался покончить с собой или как минимум имитировал такие попытки. Джордж отметил в деле Чарли, что суицид – «самая жестокая и окончательная форма насилия/пренебрежения, отказа и ухода, которой можно подвергнуть детей». На той же неделе адвокат Эдриэнн использовал этот отчет в суде. Вместе с другими уликами, подтверждающими его алкоголизм, вызовы полиции и опасения Эдриэнн насчет того, что если оставить Чарли наедине с дочерьми, то он может в состоянии аффекта «убить их и себя», это лишило Чарли шансов в суде. Единственным местом, где у него все еще была власть, оставалась больница.
13
1 сентября 1993 года
Чарли толком не знал, что делать дальше. Он не принимал никакого решения, но в последнее время наведывался в отделение интенсивной терапии и выбирал мишень. Миссис Хелен Дин должна была выписаться из больницы на следующий день. Пожилая женщина восстанавливалась после операции по удалению рака груди. У нее был взрослый сын Ларри, который, казалось, не отходил от матери. Именно эта деталь подтолкнула Чарли к действию.
Дигоксин хранился в шкафу с лекарствами в маленьких стеклянных ампулах, помещенных в пластиковый ящик, который назывался кассетой. Дигоксин – распространенное лекарство в отделении интенсивной терапии. Медработники называли его «диг» и так же коротко обозначали в картах пациентов. Этот фармакопейный аналог экстракта наперстянки замедляет работу сердечной мышцы. Чарли наполнил три ампулы, думая: «Три раза по 0,5 миллиграммов – выходит 1,5 миллиграмма межмышечной инъекции. Этого должно хватить». Он спрятал шприц в руке, словно показывал фокус, и зашел в палату.
Ларри Дин вспоминает {51} , что сидел рядом с матерью, когда зашел медбрат. С самого начала что-то показалось Ларри странным. Он приезжал в больницу каждый день с тех пор, как его мать туда положили. Он знал всех медработников хотя бы в лицо, а медбрата запомнил бы наверняка. Этого парня он раньше ни разу не видел, что было странно. Но еще более странным показалось то, что медбрат целиком одет в белое, словно мороженщик. Все остальные медработники, которых Ларри видел в больнице Уоррена, были в голубых халатах. Медбрат во всем белом сказал Ларри: «Вам необходимо покинуть палату». Он произнес это не глядя на Ларри и без какого-либо выражения на лице. Ларри сделал, как было сказано, и спустился вниз за кофе. Спустя десять минут он вернулся и обнаружил, что его мать одна и в ярости. «Он уколол меня», – сказала она.
51
Слова самого Ларри Дина и полицейские отчеты.