Добрый убийца
Шрифт:
— Ты что, Севка? Тебе после операции тяжести поднимать нельзя, — забеспокоилась Вера.
— Тоже мне тяжесть, — усмехнулся Кроткин.
— Карлсон, Вера права. Тебе рано изображать Голиафа, — согласилась с сестрой Люба.
Сева поставил Надю на пол и, обиженно посапывая, вернулся на свое место. Надю обступили и начали поздравлять. Каждый хотел до нее дотронуться и сказать что-нибудь хорошее.
— Что тут происходит? — растерянно спросила виновница торжества, наконец оказавшись за столом.
— Тут, Надька, спорят отцы, дети и бабушки, — пояснил молчавший все это время Николай
— О чем спорят? — не поняла Надя.
— О жизни.., твоей и твоего мужа. — Николай хотел что-то добавить, но опять запел его мобильный телефон.
— Грыжин слушает. Да, запрашивал. Вчера цены держались по тридцать два доллара за баррель. Хорошо, шлите факс.
23
Вера Никитина сегодня могла выспаться.
Она смену отработала, и теперь ей предстояло набраться сил. Водить трамвай вовсе не легкое дело. На работу приходится выходить ночью. В пять утра появляются первые пассажиры и надо выводить вагон на линию. Поэтому, услышав звонок в дверь, Вера взглянула на часы, по-мужски выругалась и, набросив халат, босиком вышла в прихожую.
Хотела спросить, кого там черти несут, но сдержалась и спросила:
— Кто там?
— Почта. Вам телеграмма, — ответил ломающийся мальчишеский голос.
Вера открыла дверь и увидела подростка с большой почтовой сумкой через плечо.
— Вы Вера Михайловна Никитина? — поинтересовался почтальон и, получив утвердительный кивок заспанной неприветливой женщины, подал ей бланк.
Вера расписалась и захлопнула перед носом мальчугана дверь. Бросив телеграмму на комод, она снова залезла в кровать и накрылась с головой одеялом. Но сон пропал. Стала думать: от кого могло бы прийти послание? Вспомнила про одинокую мать в деревне.
«Не случилось ли чего с мамой»? — кольнула сердце тревожная мысль. Женщина вскочила, взяла бланк и зажгла лампу. На улице давно рассвело, но свет в полуподвальную квартирку Дровяного переулка просачивался с трудом. Еще летом косые лучи низкого питерского солнца сюда пробивались, а зимой стоял полумрак.
Вера читала текст и ничего не могла понять.
Подпись на телеграмме, как она и предполагала, оказалась материнская. Но текст походил на розыгрыш.
«Дочь, я выхожу замуж. Бери Валю и приезжай». Дальше следовали дата и подпись.
Вера повертела бланк в руках, снова перечитала и, усевшись на кровать, стала думать, кто бы мог над ней подшутить. Число в телеграмме стояло сегодняшнее. Вера быстро оделась и, не завтракая и не умываясь, побежала на почту. Там долго изучали бланк, сверяли со своими бумагами и сообщили, что телеграмма подлинная, приняли ее из Бронзовицкого почтового отделения. Село Бронзовицы и впрямь было ближайшим от Крестов населенным пунктом, где имелась почта.
Вера набрала в магазине консервов, вернулась домой и стала собираться в дорогу. Кроме своих вещей, она собрала Валину сумку, чтобы та, придя из школы, не тратила время на сборы. После страшного романа дочери с Кадковым, о котором Вера узнала уже после того, как Эдик оказался в тюремной больнице, они между собой почти не разговаривали. Нет, о своем романе с богатым бизнесменом дочь поведала матери сразу. Вера только не знала, что этот богатый бизнесмен ее сводный брат.
В купленной Эдиком квартире Валя не жила, она даже боялась туда заглянуть. Валя продолжала ходить в последний класс, а после школы из квартирки в Дровяном переулке не отлучалась. Они с матерью молча вместе ужинали, когда трамвайные смены Веры позволяли ей бывать вечерами дома. Вера тряслась каждый день, боясь, что Валю посадят.
Она запретила дочери надевать злополучную лисью шубу — подарок бандита — и другие, купленные им вещи. Валя не спорила. Шли дни, а Валю никто арестовывать не приходил.
Веру однажды вызвали и сняли свидетельские показания. Она призналась, что знает о своем родстве с Кадковым, но дел с ним никогда не имела и даже в зрелом возрасте не встречалась. А видела его в детстве, когда мама работала у Кадковых в доме.
Следователь спрашивал и о квартире. Но Вера послушала совет Глеба Михеева, молодого человека из Москвы, и сказала, что купила дочери квартиру на свои деньги. Вообще Михеев им с Валей помог избежать большой беды, и Вера была ему очень благодарна. В те дни к ним приехала и Дарья Ивановна. Тогда Вера и узнала от мамы, что Кадков Валю изнасиловал. Вера жалела дочку, но тепла между ними не стало.
Валя пришла как всегда сразу после занятий. Вера молча протянула ей телеграмму.
Валя прочитала и удивленно посмотрела на мать.
— Чего вылупилась? Я знаю не больше твоего. Мать зовет, надо ехать. Я твои вещи собрала. Одевайся, быстро ешь, и пошли, — отрезала Вера.
На Новгородский автобус они едва не опоздали. От метро до автовокзала на Обводном канале мчались бегом. Автобус немного задержался, и им повезло. Билет купили уже у водителя. Двух свободных кресел рядом не нашлось. Вера села вперед, а дочь нашла место в последних рядах. Просить, чтобы пассажиры с ними поменялись местами, не стали. Все равно между собой они теперь не говорили, и так даже было лучше.
Вале в попутчики достался пожилой, сухонький дед.
— Пролезай, дочка, к окошку. Я курящий.
Буду выходить и тебя беспокоить.
Валя кивнула и устроилась в кресле у окна.
Короткий зимний день подходил к концу. Когда выехали из Питера, начало смеркаться.
Валя смотрела на летящие навстречу машины, домики вдоль шоссе и думала только об одном — как сказать матери? Эта навязчивая мысль неотступно преследовала девушку вторую неделю. Мать стала совсем чужая, и Валя ее побаивалась. Она не боялась, что мать ее ударит. Вера последний раз ее отлупила лет шесть назад и больше ремень в руки не брала.
Тогда Валя напялила мамину кофточку и ушла в ней гулять. — Кофточка была выходная, а Валя ее испачкала краской. Ребята присели поболтать и не заметили, что скамейка недавно окрашена. Но это были детские дела. Сейчас ей история с кофточкой казалась невинной шалостью.
Девушка поняла, что с ней что-то творится, не так давно. Хотя первая мысль пришла месяца два назад. В тот раз она не обратила внимания. На второй месяц Валя забеспокоилась. Но страшно ей стало по-настоящему, две недели назад, когда на уроке русского языка ее затошнило. Валя с трудом досидела до перемены и на следующий урок не пошла.