Добрый
Шрифт:
Поняв, что очередное действие спектакля окончено, я тоже решил покинуть занятое в зрительном зале место, дабы не мешать одной из главных героинь спокойно подумать в одиночестве. Тенью скользнув за Марой, я чуть не впечатался в резко захлопнувшуюся передо мной дверь. Решив, что про меня просто забыли в пылу происходящего, я, даже не обидевшись на бестактность, предпринял попытку эту самую дверь отворить. Тщетно. Она просто сделала вид, что её никогда здесь не было, и умело притворилась стеной. Нет, конечно, внешне она осталась дверью, но про свои функциональные обязанности напрочь забыла.
— Не ломись в неё, Серёжа. Она не поддастся. Здесь замок Мары, и даже пылинки
— Да я, собственно, просто попробовал.
При этих словах я немного сконфуженно отвернулся от двери, подумывая, правда, пнуть её с ноги в отместку. Но, в последний момент решив, что дверь здесь ни при чём, передумал это делать. Дверь, как мне показалась, облегчённо вздохнула и погрузилась в спокойную дремоту, словно профессиональный охранник. А вот я, напротив, растерялся, не зная, что делать дальше, застыл посередине комнаты и даже расставил руки в стороны.
— Подойди ко мне, Серёжа, — попросила Хлоя. Но в её голосе послышалось что-то такое, что заставило меня мгновенно преодолеть расстояние, разделяющее нас.
— Хлоя?
— Помолчи, — остановила она меня. — Просто помолчи.
Послушно захлопнув рот и прикусив до полного омертвления так и не сумевший выбраться наружу несчастный вопрос, я попытался поймать взглядом глаза Хлои. Она не сопротивлялась и, распахнув передо мной две изумрудные бесконечности, позволила нырнуть в них. Искорки и на этот раз не прискакали полюбоваться на мою вторгшуюся персону, предпочитая отсиживаться где-то на берегах чудесных Хлоиных век, поросших перелеском бархатистых ресниц. Мне стало как-то неуютно, одиноко и тревожно. Я даже пару раз моргнул, пытаясь отогнать эти неприятные чувства, но они не пожелали удаляться, а напротив, вцепились в меня мёртвой хваткой. Я предпринял очередную попытку стряхнуть их, прогнать и заменить на добрые, нежные и приятные. Они с лёгкостью парировали все мои поползновения.
— Он мой брат, Серёжа. Он мой брат, — тихо произнесла Хлоя.
— Я понимаю, — как можно нежнее подхватил я.
— Он часть меня, — продолжила Хлоя, и мне на миг показалось, что говорит и, собственно, смотрит она сквозь меня, как мы смотрим сквозь оконное стекло, совсем его не замечая.
— Да, конечно, — я снова попытался превратить монолог в диалог.
— Мара не понимает, что если с ним что-то произойдёт, я не переживу.
— С ним всё будет хорошо, — попытался успокоить я Хлою.
И тут Хлоин взгляд словно подёрнулся туманом и поплыл куда-то вдаль. Я попытался остановить его, поймать, не дать уйти, ещё ничего не понимая. Все мои усилия были тщетны. Хлоя резким рывком разорвала наш визуальный контакт и, уткнувшись мне в грудь, уже не смогла сдержать водопад обиды и горечи.
Рыдала Хлоя долго и как-то очень по-взрослому. В этом рыдании не было щенячьего повизгивания от боли в придавленной лапке. Детской обиды по поводу сломанной игрушки. Женской истерики как защитной реакции на проявленную несправедливость. Прижимая её голову к своей груди и нежно гладя по волосам, я даже не чувствовал той обиды, которую рыдающий человек старается выплеснуть со слезами. Рыдая, Хлоя как будто старалась размыть барьер внутренних чувств, сковавший волю и мешающий принять то единственно верное, но такое до боли нежеланное решение. Каждой слезинкой она рушила свой родной, привычный мир. Рушила и пыталась создать его заново. Снова рушила и снова пыталась создать. Я ей не мешал. Да и что я, собственно, мог? А если бы даже и мог, то от меня не приняли бы ничего. Это было её горе и её выбор. И я это знал. Я просто это знал. И старался не мешать. Только плотнее прижимал её хрупкие вздрагивающие плечи да старался получше спрятать мокрое от слёз лицо на своей груди, чтобы тем самым хоть чуточку оградить её от этого мира и дать возможность побыть наедине с собой.
Рыдания Хлои закончились сразу, почти мгновенно. Вот ещё её хрупкие плечи подрагивают в моих объятиях. Проходит буквально секунда, и её кулачки уже упираются мне в грудь...
— Пусти, задушишь, — просипела Хлоя в тот самый миг, когда смогла отвоевать капельку свободного пространства между своим лицом и моей грудью.
Я ослабил объятья, но полностью её не отпустил. Попытался поймать её взгляд и соединиться в этом взгляде.
— Нет! Не смотри! — лицо Хлои снова спряталось на моей груди на долгую минуту. — Просто отпусти меня и отойди к окну, — продолжила она после затянувшейся паузы. — Только не оборачивайся.
Я медленно отпустил её, и как только всё моё Я перестало чувствовать её прикосновения, резко шагнул к окну, оставляя её за спиной.
— Спасибо, — долетел до меня её благодарный шёпот.
Блаженная улыбка в мгновение ока появилась на моих устах. Взгляд полетел в изумрудную даль окрестностей, впрочем, ни за что не цепляясь. Мне было просто хорошо. Вот так вот — раз, и просто хорошо. И я пытался растянуть во времени это прекрасное чувство.
***
О том, что Хлоя поговорит с братом и попросит Хвана открыть свою память, Маре было объявлено вечером.
— Но я настаивать не буду, — в очередной раз повторяла Хлоя, — уговаривать и упрашивать тоже.
— Конечно, конечно, — в очередной раз твердила Мара, давая распоряжения слугам, носившимся как ужаленные пчёлами в одно пикантное место.
Я же, мешаясь под ногами суетящихся слуг, от нечего делать просто бродил по замку, изучая его архитектуру и виды из окон. Надо отдать им должное: ещё ни один слуга не налетел на меня. Да что там налетел — даже не задел краешком чего-либо. Каждый раз эти пушистые комочки тормозили в метре от меня, почтительно кланялись и размазывались по стеночке, давая возможность мне беспрепятственно пройти. Выглядело всё это довольно умилительно и весело. Особенно размазывание. Смысла в этом не было никакого. Коридоры имели такую ширину, что в них спокойно могли разойтись два слона, и даже им пришлось бы шагнуть друг к другу, чтобы поприветствовать собрата пожатием хобота.
Выступление к Трёхпалой скале на встречу с братьями Хлои было назначено на утро. Во дворе замка уже вовсю складировались тюки, и получали усиленную пайку ездовые животные, которых называли вихрами.
Перед тем как отправиться спать, Мара позвала меня в комнату Хлои.
— Присядьте, чтобы не упасть, — обратилась она к нам. — Как ты думаешь Хлоя, твои братья доберутся завтра до Трёхпалой скалы?
— Если не будут отсиживаться в болотах гургутов, то дня через два, наверное, доберутся, — ответила Хлоя, прикидывая что-то в уме.
— Медленно, медленно, — Мара задумчиво заходила по комнате.
— А от чего это мы должны упасть? — бесцеремонно влез в разговор я.
— Не торопись, вкусненький, всё узнаешь. — Мара продолжала нарезать круги по комнате. — Хлоя, а ты можешь мысленно связаться с Хваном и спросить, где они сейчас?
— Попробовать, конечно, можно, — тени сомнения пробежали по лицу Хлои. — Только если меня продолжают отслеживать, то мгновенно вычислят, как только я попытаюсь установить связь. Моей силы не хватит, чтобы прикрыть этот канал от посторонних.