Добрый
Шрифт:
— И это будет правильно, и ни как иначе. Все меня услышали? А если услышали, то, я надеюсь, и запомнили. В противном случае, я буду предпринимать совсем другие меры. Или не буду, я пока не знаю. Хотя расслабляться вам не стоит. Поверьте моему опыту, мои решения меняются с поразительной быстротой и непредсказуемостью. А вот это уже по-настоящему страшно, ибо я страшен в своей непредсказуемости и неожиданности. Надеюсь, до всех дошло? А если до кого не дошло… короче, кто не спрятался — я не виноват. Всё всем ясно?
Ответом мне была тишина. Да и кто бы мог ответить, когда
Так и до дурки недалеко. Хотя… как назвать то, в чём я сейчас нахожусь? Именно она родимая и есть. Дурка дуркой, дурнее не придумаешь. Только врачей нет. Кто первый халат надел — тот и врач, а остальным остаётся на выбор. Вон одна властительницей мира обозначилась, и ничего — гургуты схавали. Чем остальные хуже? Проглотят, пусть даже и поморщатся. Как говорится, куда я попал и где мои вещи. Вот можно было бы сейчас силой мысли перенестись на свой диван, ни на секунду не задумывался бы. Но, увы, это так здесь не работает. Или работает? Ведь захотел я остаться один и подумать. И на тебе — все испарились в добровольном порядке. Думай сколько влезет. Хотя какой нахрен думай. Куда все исчезли? Я один здесь не выживу.
— Хлоя! — немного неуверенно позвал я. Ответом была тишина. — Великий!! — уже намного громче крикнул я вождя. Результат был тот же. — Кто-нибудь!!! Ау!!!
И никого. И ни ау. И вообще, иди лесом. Вот это было мне молчаливым ответом. Впору было придаться панике.
***
Паника на этот раз оказалась девушкой своенравной и просто так, по ежесекундным хотелкам, отдаваться мне на придание не собиралась. Не скажу, что сильно свербело её уговаривать, но, с другой стороны, сидеть и хладнокровно взрывать свой мозг одной мыслью о том, что меня тупо забыли, было во сто крат хуже.
Бежать вдогонку? Тоже не вариант. Я просто не знал, в какую сторону. Вот представьте — не заметил. Был увлечён другим.
Тупо ждать, когда они опомнятся и вернутся за мной? А если не дождусь? Вдруг меня какая тварь схомячит, или я от голоду ласты заверну?
К чёрту пессимизм! Если истерическая паника мною побрезговала, то пускай и этот меланхолик носа не кажет. Хотел поразмыслить в одиночестве, вот и буду. Воды сколько хочешь. Времени — целая прорва, мне ведь вечная жизнь обещана. А то, что с едой проблемы, так в крайнем случае можно и русалку напрячь. Уж рыбки-то она подкинет, а огонь трением добуду. Дров в округе хоть отбавляй. Соберу. Не ленивый. И да, ту же русалку можно попросить молнией в костёр шандарахнуть. Им тут это — как мне чихнуть. А там меня и моя жёнушка отыщет, я думаю, что скучать в одиночестве ей будет ой как некомфортно.
Стоило только подумать, как из пруда вылетела довольно увесистая рыба и, больно вмазав мне по физиономии, шлёпнулась у моих ног.
— Не голодный! — подытожил я восьмиэтажные непарламентские выражения, прекрасно понимая, от кого прилетел продуктовый подгон.
Рыба не преминула этим воспользоваться. Поднялась в воздух. И, долевитировав до пруда, рыбкой ушла в родную стихию. Ну конечно, рыбкой, не уткой же. Она рыба, и на тавтологию ей пофиг.
— Не очень-то и хотелось! — рявкнул я вдогонку и показал неприличный жест.
Так, стоп. Не время сейчас придаваться хандре. Я погасил в зародыше желание и насинячиться, и впасть в депрессию от невозможности сделать это. Утопиться, удавиться, расшибиться с разбега об дерево мне всё равно не дадут. Хотя последнее можно попробовать: я не видел здесь существ, способных к телепортации, а значит, перехватить по-любому не успеют, особенно если набрать приличную скорость.
Знакомая мне рыба тут же выпрыгнула из пруда и снова вмазала мне по физиономии, только уже с другой стороны.
— Больно же! — в сердцах прошипел я, схватившись за ушибленную щёку.
На этот раз рыба не стала дожидаться и, проливитировав прежним путём, ушла в воду с изяществом чемпионки мира по прыжкам. Без брызг.
— В следующий раз зажарю, — твёрдо пообещал я, вглядываясь в водную синь и потирая щёку. — Или к пиву засушу.
Хитрая мордочка рыбы выглянула из воды и уставилась на меня, давая понять, что круглее идиота она в жизни не видела.
— Сама дура, — огрызнулся я на рыбу, и, поняв весь идиотизм ситуации, развернулся и уверенно зашагал от пруда в сторону леса.
Подумаешь, возомнили тут о себе. А я тоже хорош. Сопли распустил. Жалейте меня. Любите. В попу целуйте. А никто жалеть не будет. Этот мир пацифизмом не страдает. Они этой болезнью в пелёнках переболели. Если, конечно, у них были и пелёнки, и детство, в чём я сейчас очень сильно сомневаюсь. А с виду все такие милые и респектабельные, вот прямо приходи глядеть. Но копнёшь чуть поглубже… И всё! Куда что девается?! Такое ощущение, что эта респектабельность видна только мне. Некая ширма, скрывающая всё от посторонних глаз. А чьи здесь глаза посторонние? Правильно — мои. А вот зачем их прикрывать ширмой — не понятно. Что я такого могу там увидеть, чего видеть не должен?
Этот вопрос настолько увлёк меня, что я перестал следить за дорогой. Раньше я двигался по каким-то ориентирам: вот от этого деревца до той кочки, от кочки до лужицы, от лужицы… А вот именно от лужицы я и пошёл, чёрт знает куда.
Короче, я заблудился. Не то чтобы я и раньше представлял себе, куда идти. Но теперь я даже приблизительно не догадывался, куда вернуться.
То уютное озерцо с теперь уже казавшейся такой милой рыбой и обалденной русалкой растворились для меня в лесной чаще и были сейчас недостижимее моего дивана.
Я обвёл местность рассеянным взглядом, надеясь зацепиться хоть за какой-то ориентир, но, увы, взгляд, пробежав все триста шестьдесят градусов кругового обзора, вернулся ни с чем. Можно было идти в любую сторону и, положившись на удачу, попытаться куда-нибудь выбраться. Вот только удача — девушка непредсказуемая, и надеяться на неё — хуже чем играть в русскую рулетку. Никогда не знаешь, в какой момент зачешется её левая пятка и она выкинет очередной фортель. Поэтому я пошёл, как я считал, на север.