Добыча стрелка Шарпа
Шрифт:
Сковгаард снова прополоскал рот, потом промокнул губы полотенцем и попытался поставить на место вставные зубы, но лишь моргнул от боли.
– Они требовали назвать имена. Имена моих корреспондентов.
Шарп прошелся по комнате. Он убил троих и, судя по крови на ковре у окна, ранил четвертого, но все произошло слишком быстро, и злость еще не улеглась. Значит, Лависсер получал деньги от французов? И едва не выдал врагу британского шпиона.
– И что теперь?
Датчанин пожал плечами.
– Сообщите властям? – Шарп кивнул
– Сомневаюсь, что мне поверят. Майора Лависсера все считают героем. Я всего лишь купец. А вы – англичанин. О моих симпатиях к Британии здесь знают многие.
– Так что, будете ждать, когда они нападут еще раз?
Сковгаард посмотрел на дочь.
– Вернемся в городской дом. Там, думаю, будет безопаснее. Соседи близко, и склад рядом. Да, там безопаснее.
– А почему бы не остаться здесь?
Сковгаард вздохнул.
– Вы забываете, лейтенант, что британская армия уже у наших границ. Ваши полки начнут осаду Копенгагена, а этот дом находится за городскими стенами. Через неделю здесь расквартируются британские офицеры.
– И вы будете под их защитой.
В голосе торговца прорезались суровые нотки.
– Я разделю с Копенгагеном его участь. Как я буду смотреть в глаза своим работникам, если брошу их на произвол судьбы, а сам укроюсь под защитой неприятеля? А вы, лейтенант? Что вы будете делать?
– Останусь с вами, сэр,– хмуро ответил стрелок. – Меня послали сюда защитить от французов Лависсера, но теперь я буду защищать вас. Да и Лависсер пока еще жив. Работа есть. А для начала мне нужна лопата.
– Лопата?
– У вас в доме три мертвеца. У нас в Англии их хоронят.
– Но… попыталась было протестовать Астрид, однако не закончила.
– Так нужно, мисс. Если не можешь что-то объяснить, то хотя бы спрячь необъяснимое.
Работа заняла немало времени, но он все же выкопал неглубокую траншею у задней стены сада и уложил в нее трех французов. Присыпал могилу землей. Утрамбовал. Прикрыл кирпичами.
А потом, когда небо на востоке уже посерело, лег спать.
В одиннадцати милях к северу от дома Оле Сковгаарда расположилась ничем не примечательная деревушка Ведбак. Поместилась она у моря, между Копенгагеном и крепостью Эльсинор. С десяток домишек, церквушка, две фермы да крохотный флот рыбацких лодчонок. Вдоль берега, под навесами, сушились на высоких столбах сети, над тлеющими углями коптилен дрожал горячий воздух.
Работать в Ведбаке начинали рано – доить коров, вытаскивать к морю рыбацкие лодки,– но в то утро не работал никто. Угли в коптильнях потихоньку гасли, а люди, позабыв об обязанностях, собрались на поросшем травой холмике. Говорили мало – все смотрели в сторону моря.
Туда, где ночью появился флот. Ближе к берегу стояли канонерки, развернутые таким образом, чтобы при необходимости устрашить своими пушками и мортирами датские войска, если те вдруг рискнут здесь появиться. За ними фрегаты, а еще дальше огромные
Между фрегатами и линкорами пристроились транспортные суда, к бортам которых приникли, как молочные поросята к свиноматке, разнокалиберные баркасы, шлюпки и ялики. Из трюмов выводили и спускали на лодки лошадей. Никто в Ведбаке никогда не видел так много кораблей в одном месте. Даже те из сельчан, что служили матросами и бывали в таких крупных портах, как Лондон, Гамбург и Копенгаген.
Кто-то ударил было в колокол, но поспешивший в деревню пастор остудил энтузиазм самочинного звонаря.
– Гонца уже послали. Свен отправился в Херсхольм.
В Херсхольме была полиция, но что она могла сделать в данных обстоятельствах, этого пастор не знал. По крайней мере, арестовать армию ей было не по силам. Впрочем, известить о случившемся Копенгаген они могли.
Между тем в Ведбак уже стекались жители Херсхольма и других ближайших деревень – посмотреть на корабли. Пастора беспокоило, что зрителей примут за военный отряд, а потому он попытался рассеять толпу.
– Джарл! Это твои коровы мычат! Надо бы подоить.
– У меня этим девчонки занимаются.
– Так найди их. Надо же работой заниматься. Никто не ушел. Все смотрели на приближающиеся к берегу суденышки.
– Нас убьют? – спросила какая-то женщина.
– Только уродин,– отозвался кто-то, и в толпе нервно рассмеялись. Человек, отпустивший неудачную шутку, служил когда-то на флоте и теперь, пристроив на плечо жены подзорную трубу, навел ее на ближайший корабль. Он увидел, как из трюма поднимают полевое орудие и перегружают на большой баркас.
– Ну вот, даже притащили пушку, чтобы расстрелять Ингрид.– Ингрид, не уступавшая размерами голштинской корове, была его тещей.
Вскоре к месту событий прискакал молоденький лейтенант в синей форме датского ополчения. Сын колесного мастера из Зандберга, он слышал выстрелы всего несколько раз в жизни, когда ополченцы отправлялись в дюны, чтобы попрактиковаться в стрельбе из мушкетов.
– Если собираешься драться, Кристиан,– сказал ему пастор,– то спустись на берег. А если нет, то сними мундир, дабы тебя не приняли за солдата. Как мать?
– Кашляет. Иногда отхаркивается кровью.
– Держи ее в тепле, особенно зимой. Не давай мерзнуть.
– Обязательно, обязательно.– Лейтенант поспешно стянул мундир.
Первые шлюпки и баркасы встретили молчанием. У сидевших на веслах матросов из-под шапочек высовывались длинные косички, а их пассажиры носили красную форму и добавлявшие роста большие черные кивера. Кто-то держал знамя, но в безветренную погоду полотнище безвольно свисало с древка. Шлюпки и баркасы словно соревновались друг с другом в достижении берега. И вот первые, качнувшись на прибрежной волне, царапнули днищами дно, и красномундирники стали прыгать за борт.