Добыча золотого орла

Скэрроу Саймон

– А ну, тихо!

Бойцы, видавшие виды ветераны, умолкли, но, перед тем как отвернуться, одарили своего центуриона презрительными взглядами. На миг Катона охватила холодная, горькая ярость, и он чуть было не приказал им вернуться, чтобы наказать за дерзость. Легионер обязан уважать командира если даже не как личность, то как старшего по званию и положению. Но пока он об этом думал, двое дерзких ветеранов уже смешались с другими бойцами центурии, отошли подальше, и предпринимать что-либо было уже поздно. Катон со злости ударил себя жезлом по левой ладони и поморщился от боли, которую причинил себе

сам как бы в наказание за собственную неисправимую нерешительность. Вот Макрон, тот бы мигом обоим яйца открутил.

Повернувшись, Катон увидел, что остальные центурионы направляются к Максимию, за спиной которого так и стоит, дожидаясь невесть чего, конвой провостов. Катон поспешил присоединиться к остальным: только что переживавшееся им презрение к себе сменилось тревожным любопытством. Центурионы собрались перед командиром когорты тесным полукругом. Максимий по-прежнему был в одной тунике и явно испытывал неловкость, обращаясь в таком виде к подчиненным, облаченным как на парад.

– Легат выслушал мои показания. Сейчас он хочет переговорить с каждым из вас по отдельности. Присутствующий здесь оптион будет отводить вас на допрос в порядке старшинства. Друг с другом ничего не обсуждать. Все ясно?

– Так точно, командир, – тихо отозвались центурионы.

Потом Туллий поднял руку.

– Да?

– Как насчет солдат, командир?

– А что насчет солдат?

– Кто-то из них тоже потребуется там или как?

– Нет. Пусть остаются здесь. И не стоит их дергать: объяви, что сегодня хозяйственный день.

Туллий хмуро кивнул. «Хозяйственные дни» объявлялись редко и были, по сути, днями отдыха, когда легионерам формально предписывалось приводить в порядок снаряжение, а в действительности предоставлялась возможность отдохнуть, поболтать или поиграть в кости. Солдаты, ясное дело, очень любили такие дни, а центурионы, наоборот, относились к ним неодобрительно, считая, что они только расслабляют личный состав, нанося ущерб порядку и дисциплине. Правда, командир, отдававший такой приказ, мог рассчитывать на некую толику популярности.

– Хозяйственный день, – кивнул Туллий. – Будет исполнено. Объявить им прямо сейчас?

– Нет, я объявлю им сам. Ты сейчас пойдешь с оптионом.

– Есть, командир.

Туллий перевел взгляд на бесстрастные лица провостов. Максимий заметил озабоченное выражение его лица и тихо заговорил с командирами:

– Все в порядке. Я сделал то, о чем сказал вам раньше. Никому из вас не о чем беспокоиться. Просто говорите правду.

– Центурион Туллий, – громко воззвал оптион и указал рукой на конвой провостов. – Прошу проследовать с нами, командир.

– Да, конечно, – отозвался Туллий, нервно сглотнув.

Расстегнув ремни шлема, Туллий шагнул навстречу провостам, взял увенчанный гребнем шлем под мышку и с конвойными по обе стороны зашагал к палаткам. Когда они отошли за пределы слышимости, центурион Антоний подступил к командиру когорты поближе.

– Что случилось, командир?

Максимий воззрился на него безо всякого выражения.

– То, что случилось со мной… не имеет никакого отношения к вам. Понятно?

Антоний опустил глаза.

– Прошу прощения, командир. Просто… просто я беспокоюсь. Никогда раньше ни с чем подобным не сталкивался.

Губы

Максимия чуть расслабились в легкой улыбке.

– Так ведь и я тоже. Ты просто отвечай на вопросы, которые будет задавать тебе легат, отвечай предельно правдиво и помни, что ты не кто-нибудь, а центурион наилучшего легиона во всей империи. Если центуриона и может что-то в жизни беспокоить, так это варвары, зараза, нехватка вина да безумная ревность женщин. Ну а расспросы… – он покачал головой. – От расспросов тебе никакого вреда не будет.

Антоний улыбнулся. Заулыбались и остальные, даже Катон, который в детстве, живя в императорском дворце, усвоил: неправильный ответ на вопрос может убить человека вернее, чем самый могучий варварский воитель.

Все утро и начало дня центурионы дожидались у тлеющих остатков костра, сложенного рабом, чтобы приготовить себе завтрак. Вернувшись, в свою очередь, с допроса, Макрон достал из кожаного вещмешка оселок и принялся точить свой и без того острый короткий меч. Он не перемолвился ни словом ни с кем, даже с Катоном, и прятал глаза, чтобы не встречаться взглядами с другими центурионами, словно полностью сосредоточился на точильном камне и сверкающем полированном клинке.

Пока Антоний был на допросе, Туллий с Феликсом играли в кости, причем удача, похоже, улыбалась Феликсу, да так, что это казалось нарушением законов вероятности. А поскольку набор костей принадлежал именно Феликсу, у обычно доверчивого Туллия стали зарождаться подозрения. Катон некоторое время с любопытством наблюдал за игроками. Сам он в азартные игры, где все решает случай, никогда не играл и считал это занятием для слабоумных. Правда, живя в Риме, он с теми немногими деньгами, что порой попадали в его руки, делал ставки на скачках в Большом цирке, но только после тщательного изучения и сопоставления шансов всех участников.

Максимий сидел чуть в стороне от прочих, спиной к подчиненным, глядя в сторону брода и усеянного мертвыми телами дальнего берега. Катон сочувствовал ему, хотя за короткое время совместной службы претерпел от командира когорты немало обид. Однако солдат, а уж тем более старший центурион, оказавшийся в подобном положении, представлял собой плачевное зрелище.

К тому же Максимий уже немолод, и если расследование разрушит его карьеру, он вряд ли сможет добиться чего-нибудь в жизни. Станет рядовым легионером со скудным содержанием, а выйдя в отставку, будет влачить жалкое существование в какой-нибудь ветеранской колонии, предаваясь пьянству и воспоминаниям. Между тем вышедший в отставку центурион получал возможность поступить на гражданскую службу и даже выдвинуться в магистраты. Но, по-видимому, подобное будущее Максимию не светит.

Катон отвел взгляд от командира когорты и посмотрел вниз на манящую прохладой реку. Антоний все еще был на допросе, а когда он вернется, настанет черед Феликса. Таким образом, у Катона имелось время искупаться. Он снял тунику и повернулся к Макрону:

– Пойдем искупаемся? Ты как?

Макрон оторвался от своего дела и посмотрел на него с удивлением.

– Ты что, плавать собрался?

– Все лучше, чем здесь сидеть.

– Лучше? А толку-то?

Катон нахмурился.

– Так ты идешь или нет?