Добывайки в воздухе
Шрифт:
За последние несколько дней он пристрастился к сокращениям воздухоплавательных терминов, например, называл музыкальную шкатулку ВП [2] или ТО [3] . Сейчас, поднявшись над поблескивающей шиферной крышей дома, они осторожно выясняли, какова их ОВ [4] .
После многократных пробных подъемов к потолку и спусков на пол добывайки привыкли к корзине и чувствовали себя в ней как дома. Арриэтта — она отвечала за балласт — взглянула на родителей. Под стоял, положив
2
ВП — Взлетная площадка.
3
ТО — Точка отрыва.
4
ОВ — Оптимальная высота.
— Может, за что-нибудь зацепился, — пробормотала она.
Якорь был сделан из двух открытых английских булавок, прочно примотанных проволокой одна к другой.
Под, много дней подряд при помощи листьев дуба изучавший направление ветра, заметил, в то время, как плавно, словно вальсируя, они кружили над крышей:
— Ветер попутный, но слишком слабый. Два билета, Арриэтта, — добавил он, не спуская глаз с дерева. — Немного подождем, посмотрим, что это даст.
Арриэтта оторвала от рулона два билета и кинула их за борт. Они, трепеща, опустились на шифер крыши, скользнули и замерли.
— Еще два, — сказал Под и тут же, глядя, как неотвратимо надвигается на них дерево, добавил: — Лучше три.
— Я бросила уже на шесть шиллингов, — запротестовала Арриэтта.
— Хорошо, — сказал Под, заметив, что пар идет вверх. — Пока хватит.
— Но я уже кинула, — сказала Арриэтта.
Они пролетели над дубом на безопасном расстоянии: шар продолжал подниматься, земля уходила вниз.
Хомили посмотрела за борт.
— Осторожней, Под, — сказала она.
— Все в порядке, — успокоил ее Под, — сейчас я его спущу.
Несмотря на то, что конец резиновой трубки был поднят, они почувствовали запах газа.
Даже на такой высоте все звуки были отчетливо слышны. До них доносился стук молотка — это мистер Плэттер сколачивал для них клетку, и — хотя казалось, что железная дорога далеко, — громыхание колес на стрелках. В то время как они снижались — быстрее, чем ожидал Под, — их увлекло воздушным течением за пределы сада и понесло по нисходящей спирали над шоссе; его широкая, освещенная солнцем лента, извиваясь, терялась вдали. С одного бока лента эта казалась обтрепанной — из-за тени, падавшей от живой изгороди и хилых придорожных деревьев. По шоссе медленно ползла крестьянская повозка; спереди с поводьями в руках сидела женщина, сзади спал мужчина.
— Мы удаляемся от нашей ПЗ, — сказал Под. — Пожалуй, брось вниз еще три билета, — здесь ветер слабее, чем наверху…
Поднимаясь, они пролетели над одним из построенных мистером Плэттером домиков: их затопил поток металлических звуков — кто-то упражнялся в игре на пианино. Залаяла собака.
Подъем ускорился — благодаря трем законным билетам и четвертому, брошенному Арриэттой им вдогонку. Она сделала это, поддавшись внезапному порыву, и сразу поняла, что совершила ошибку. Они должны подчиняться пилоту, от этого зависит все, даже их жизнь, а как он может управлять воздушным кораблем, если она будет нечестно выполнять команды? Шар продолжал подниматься, и Арриэтту все сильней мучила совесть. Они летели над большим лугом, где паслись коровы, и с каждой секундой они на ее глазах становились все меньше. Однако дрожащее "му-у" прорезало спокойный воздух и достигло их ушей. Арриэтта услышала песню жаворонка, а когда они пролетали над вишневым садом, почувствовала клейкий аромат нагретых солнцем почек и распустившихся цветов. "Больше похоже на середину апреля, чем на конец марта", — подумала она.
— Спиллеру бы очень понравилось, — сказала Арриэтта громко.
— Возможно, — довольно сухо отозвалась Хомили.
— Когда я вырасту, я, наверно, выйду за него замуж.
— За Спиллера? — удивленно воскликнула Хомили.
— А чем он плох? — спросила Арриэтта.
— Ну, я не говорю, что он чем-то особенно плох, — нехотя признала Хомили, — особенно если его отмыть и привести в приличный вид… Но, где ты думаешь, вы будете жить? Ведь он не сидит на месте.
— Я буду ездить вместе с ним, — сказала Арриэтта.
Хомили уставилась на нее.
— Интересно, что ты еще скажешь? И где — на воздушном шаре. Выйти замуж за Спиллера! Ты слышал, Под?
— Да, слышал, — ответил он.
Они все еще поднимались.
— Ему нравится жить на открытом воздухе, — сказала Арриэтта, — и мне тоже.
— Выйти за Спиллера! — пробормотала про себя Хомили; она никак не могла это переварить.
— И если мы все время будем ездить с места на место, нам будет легче приезжать вам в гости…
— Значит, уже дошло до "мы"? — сказала Хомили.
— …а я не смогла бы этого делать, — продолжала Арриэтта, — если бы вышла замуж в семью, которая постоянно живет в Бедфордшире.
— Но тебе только шестнадцать! — воскликнула Хомили.
— Семнадцать… почти что, — сказала Арриэтта. Немного помолчав, она добавила: — Думаю, мне следует ему об этом сказать…
— Под! — воскликнула Хомили. — Ты слышишь? Может быть, на нее подействовала высота? Или еще что-нибудь — у девочки ум за разум зашел.
— Я пытаюсь поймать ветер, — сказал Под; он, не мигая смотрел наверх, туда, где легкое, прозрачное облачко чуть заметно плыло к солнцу.
— Понимаешь, — спокойно продолжала Арриэтта (она вспоминала свои беседы с мисс Мензиз, ее голубые глаза, полные слез), — он такой стеснительный и так много разъезжает, что может сам и не додуматься до того, чтобы меня спросить. А потом ему надоест жить в одиночестве, и он женится на какой-нибудь, — Арриэтта приостановилась, — на какой-нибудь ужасно милой добывайке с толстыми ногами…
— Где ты видела добываек с толстыми ногами? — воскликнула Хомили. — Об этом и слыхом не слыхать. Разве что у твоей тети Люпи… Хотя своими глазами я ее ног не видела… — добавила она задумчиво, глядя наверх, словно следуя за взглядом Пода. — Но что за глупости ты говоришь, Арриэтта! Начиталась в этом своем журнале всякой ерунды. Да вы со Спиллером словно брат с сестрой!
Только Арриэтта хотела сказать, — но не сразу смогла найти подходящие слова, — что детская дружба — неплохая проверка для будущего союза, как что-то заслонило от них солнце, и в корзине стало вдруг холодно и сыро. Верхушка оболочки скрылась в тумане, земля внизу стала не видна.
Добывайки уставились друг на друга. Все исчезло, существовала лишь корзина в красных клубничных пятнах, окруженная белой стеной, и они трое, напуганные до полусмерти.
— Ничего страшного, — сказал наконец Под, — мы попали в облако. Я немного выпущу газ.