Дочь атамана
Шрифт:
— Давай я тебя до сортира отнесу, — предложил он рассеянно, — а потом посидишь у меня в бочке с лечебными травами, глядишь, лучше станет.
— А войсковой доктор неделю запрещал рану мочить, — доверчиво протягивая ему руки, заметила Саша.
Будь она барышней трепетной и нежной, такие разговоры вогнали бы ее в краску. Но она выросла среди прямолинейных вояк и способность к смущению утратила еще в детстве.
Лекарь поднял ее, скривился и процедил сквозь зубы:
— Чертова спина.
— Что же вы сами себя не вылечите?
—
— А у канцлера есть лекарство от старости, — возразила Саша, осторожно вставая на ноги.
— И не прыгай мне тут, а то швы разойдутся, — предупредил лекарь и оставил ее одну.
В мутное зеркало Саша попыталась увидеть свой шрам, но она вся оказалась обмотана повязками, пропитанными какой-то зеленой дрянью.
Никогда Саша не верила травникам и знахарям, а тут никакого протеста не рождалось в ее душе, да и вообще она чувствовала себя так, будто попала в гости к старому волшебнику.
Потом она действительно сидела в дубовой бочке, наполненной теплой, неуловимо пахнущей крапивой и березой водой.
— Чувствую себя пряником, который макнули в чай, — хихикнула Саша, когда лекарь, все так же морщась, отнес ее обратно в чисто перестеленную кровать. — А теперь мы будем меня вкусно кормить, да?
— Теперь будем, — согласился он и ушел. Саша вдохнула лавандовый запах подушек и подумала, что здесь куда лучше, чем у войскового доктора Петра Степановича, чьи тюфяки были набиты соломой.
Лекарь вернулся с тарелкой гречишной каши и воздушной пышкой, политой каплей вишневого варенья.
— Мамочки, — обрадовалась Саша, — будь вы на тридцать лет моложе, я бы вот прямо завтра замуж за вас прыгнула.
— Ни за что в жизни не женился бы я на наемном дуэлянте, — честно предупредил ее лекарь, — люди старались, собой жертвовали, чтобы ты на свет появилась, а ты этим даром разбрасываешься направо-налево.
— А что это вы мне тыкаете, — возмутилась Саша, немедленно свирепея, — мало того что лезете, куда вас никто не звал, так еще и без всякого пиетета! И пышку я вашу есть не буду, не хватало еще, чтобы вы потом меня своими нравоучениями совсем одолели. Если я начну слушать всякого, кто мимо проходил, то моя жизнь превратится в комедийное представление.
— Вот, значит, как, — засмеялся лекарь, — а кашу-то будешь?
— Кашу буду. Мне нужны силы, чтобы противостоять вашим поучениям.
— А ты, душа моя, не сердись, — примирительно попросил он, все еще улыбаясь, — для человека, который посвятил свою жизнь целительству, дуэли — как красная тряпка для быка. Ну вот что тебя злит больше всего?
— Непрошеные советчики, — огрызнулась Саша и потянулась за ложкой. Если повернуть картинку и посмотреть на нее глазами лекаря, то в его словах был определенный резон. — И монашки.
— Монашки? — удивился лекарь и подвинул ей ягодный взвар.
—
— Так отчего тебе монашки пришлись не по нраву?
— А я придумала для себя, что мою маму монашки выкрали, — объяснила она. — Каша, кстати, вкусная, хотя гречиха и есть гречиха. У вас тут все такое волшебное?
У лекаря стало такое вытянутое лицо, словно кто-то ему подсунул под нос клопа-вонючку.
— И зачем твоя мама монашкам? — спросил он сухо.
— Ну это же придумка всего лишь, — Саша вздохнула, — меня в детстве папа монашками пугал. Говорил, буду плохо себя вести, они меня с собой заберут. А они такие все в черном, плачут все время до молятся, бррр! И тут я подумала — а вдруг они мою маму тоже забрали? Вдруг она плохо себя вела? Да мне пять лет было, что вы на меня смотрите, как на раненую лошадь!
— Значит, девочка, которая сражается на дуэлях, боится монашек? — уточнил лекарь. — Причудливая вы, Александра Александровна, барышня!
— Барышня ваша бабушка, а я дочь наследного атамана. Мои предки веками хранят границы империи, так что подайте лучше мне пышку.
— Моя бабушка, — ответил он высокомерно, — была сельской ведьмой и могла порчу навести одним взглядом. Страшная, скажу я тебе, была старушка, я ее обожал до слез.
— Так это вы у нее травничеству научились?
— И у нее, и у матери, и у прабабабки. Я знаешь ли, первый сын за много поколений дочерей. Мама пророчила мне великую судьбу, да вот не вышло.
Она помолчала, разглядывая его вздувшиеся вены на покрытой морщинами шее.
— Уверена, что вы спасли много таких же драчунов, как я, — вежливо проговорила Саша наконец, не зная, как нужно утешать стариков, считавших свою жизнь неудавшейся. — А пышки вкусные, спасибо большое.
Глава 03
Долго лежать в кровати она не умела. Ее кормилица, по-крестьянски суровая Марфа Марьяновна, уж и веревками грозилась привязывать маленькую Сашу, чтобы та не прыгала по вечерам из комнаты в комнату, и отцу жаловалась, и всякими страшилками пугала, и обещала оставить на неделю без леденцов и пряников, да все было без толку.
Гувернантка под номером два, мадемуазель Жюли, изо всех сил стремилась привить своей своенравной воспитаннице любовь к чтению, которое полагала величайшей из добродетелей юных барышень. Саша зевала, слушая про страдания влюбленных дев, скучала от нравоучительных сказаний про трудолюбие и смирение, забавлялась приключениями средневековых рыцарей и обожала разглядывать картинки с пиратами. В итоге у мадемуазель Жюли опустились руки, она объявила, что этакую дикость невозможность обуздать любовью и лаской и без розог она тут бессильна. За что и была немедленно рассчитана разгневанным атаманом.