Дочь бутлегера
Шрифт:
В суде мне предстояло вести дело, обвинителем в котором была Трейси Джонсон.
Я должна была защищать двух гаитян, задержанных во время облавы на наркопритон, устроенный на автостоянке у шоссе И-95. Обвиняемые почти не говорили по-английски; мой французский, который я учила в колледже, оказался недостаточно хорош, чтобы понимать их, поэтому нам пришлось ждать, когда из Роли приедет переводчик.
По словам гаитян, они путешествовали автостопом из Нью-Йорка и узнали, что в этом трейлере должны остановиться их друзья. Если верить им, они спали сном праведников,
Хотя дело рассматривал Гаррисон Гобарт, я не стала подавать прошение о суде присяжных. Мне достаточно лишь было вызвать в качестве свидетелей всех кого нужно и дать им возможность рассказать о том, как все было. Представитель управления по борьбе с наркотиками признал, что у него не было никаких оснований связать наркотики с двумя задержанными, кроме того, что в ту ночь гаитяне находились в трейлере.
С появлением переводчика задержанные сразу же стали разговорчивыми. Оба оказались приятными молодыми людьми. Разумеется, всем в зале суда было очевидно, что это два мула, таскавших наркотики по дороге север — юг, связывающей Майами с Нью-Йорком. По шоссе И-95 проходят тонны отравы, и, к счастью, лишь небольшая доля задерживается в наших краях, хотя мы так же уязвимы по части наркотиков, как и другие регионы страны. Но, как я указала суду, не было ни крупицы доказательств, которые позволили бы задержать этих двоих наркокурьеров.
К своему огромному сожалению Гобарт был вынужден согласиться.
Очаровательные молодые гаитяне пожали всем руки и пообещали, вернувшись на Гаити, прислать деньги и расплатиться со мной и с переводчиком.
Мы с переводчиком согласились, что отнюдь не горим желанием получить гонорар.
Из-за проблемы перевода разбирательство дела в суде оказалось очень долгим, так что я освободилась только после четырех часов. Я спускалась по главной лестнице здания суда, когда меня перехватил угрюмый Лютер Паркер.
— Мисс Нотт, я полагал, это будет цивилизованная избирательная кампания, — холодно произнес он.
— Не поняла?
Он протянул мне лист бумаги.
— Полагаю, вы никогда этого не видели.
С виду это был мой бланк, озаглавленный «Открытое письмо неравнодушным избирателям округа 11-С по выборам окружного судьи». Сам текст был не таким откровенным как «Он ниггер, а я белая, так что голосуйте за меня», но он ушел недалеко от этого. Внизу красовалась моя подпись.
Мгновение мне казалось, что меня вырвет.
— Неужели вы могли поверить, что я…
— Это ведь ваш бланк, мисс Нотт, и ваша подпись, разве не так? — остановил меня Паркер.
Его худое темное лицо исказилось от гнева, смешанного с подозрительностью.
— Вы не могли бы перестать обращаться ко мне «мисс Нотт»? Да, согласна, это действительно похоже на мой бланк, но с помощью копировального
— Но листовка и должна выглядеть так, правда? — спросил Лютер.
Я поняла, к чему он клонит. Если я действительно опустилась до такой подлости, естественно, я должна была позаботиться о том, чтобы все отрицать. Поэтому я сделала все так грубо, чтобы казалось, будто кто-то подправил письмо без моего ведома. В этом случае меня нельзя будет обвинить в грязной избирательной тактике, и в то же время я смогу донести свое пожелание.
— Где вы это взяли? — спросила я.
— Листовки были положены в почтовые ящики всех подписчиков «Ньюс энд обсервер» Мейкли, — мрачно ответил Паркер.
— О боже, — простонала я. — Так, давайте посмотрим. Когда подписывается в печать еженедельная «Мейкли уикли»?
— В четверг в полдень. — Лютер сверился с часами. — Четыре с половиной часа назад.
— Лютер, клянусь всем святым, я ничего не знаю об этом. Мне помогает вести кампанию моя невестка. Дайте мне переговорить с ней, а затем, если захотите, мы встретимся завтра утром в редакции «Леджера» и попросим Линси Томаса напечатать опровержение, хорошо?
Такое решение не устраивало обоих, но ничего лучше мы придумать не смогли.
По крайней мере, к моменту расставания Лютер снова называл меня по имени.
Когда я вернулась в контору, Шерри уже закрыла свой компьютер чехлом и приготовилась уходить.
— Весь последний час с тобой пытается связаться Минни, — сказала она, протягивая мне оставленные по телефону сообщения.
— Охотно верю.
— Мистер Джон Клод и Рэйд…
— А, Дебора, — окликнул меня появившийся в дверях своего кабинета Джон Клод. — Не могли бы вы уделить несколько минут нам с Рэйдом?
Шерри тактично удалилась, и я прошла в кабинет Джона Клода. На письменном столе лежало несколько экземпляров той мерзости, которую только что показал мне Лютер Паркер, а лица Джона Клода и Рэйда были искажены от гнева.
— Это просто бессовестно, — сказал Джон Клод.
— От этой гадости воняет, — подхватил Рэйд.
— Так, подождите-ка, — сказала я, — неужели вы решили, что я имею к этому какое-нибудь отношение?
— Разумеется, нет! — отрезал Джон Клод.
Рэйд протянул мне джин с тоником, причем джин он плеснул очень скупо, как в те времена, когда я еще употребляла спиртное.
— Джон Клод считает, что это дело рук людей Гектора Вудлифа.
Гектор Вудлиф прошел во вторник первичные выборы безальтернативным кандидатом от Республиканской партии, однако одержать победу в ноябре он мог лишь в том случае, если кандидат-демократ умрет или окажется обвинен в серьезном преступлении.
— Судя по твоим словам, ты отдаешь свой голос не за Гектора Вудлифа, так? — спросила я Рэйда.
— Я больше склоняюсь к мнению, что тут поработали люди Лютера Паркера.
— Что?