Дочь бутлегера
Шрифт:
Насчет Гейл — это совсем другое дело. Я предупредила Шерри, что меня отвезут домой и она может уезжать. Увидев Джеда, дожидающегося у машины, Шерри хитро подмигнула. Вероятно, решив, что мы с Джедом решили возобновить наши отношения.
Хотя возобновлять-то было нечего.
Не могу сказать, что этому помешало. Видит бог, я еще подростком здорово втюрилась в Джеда. Он входил в ватагу ребят, которая каждые выходные заглядывала к нам на ферму, чтобы погонять мяч с моими братьями.
Я была слишком мала для Джеда, когда погибла его первая жена; однако когда с год назад они с Диной Джин развелись,
«В делах людей прилив есть и отлив,» — сказал Шекспир. Если и так, наверное, мой прилив достиг своего максимума еще много лет назад, потому что мои чувства к Джеду так и не открыли шлюзовые ворота, превращаясь в страсть взрослого человека. Определенно, Джед предпринял все нужные шаги. После одной вечеринки у Рэйда у меня даже чуть участилось дыхание, но, как выяснилось, это явилось следствием полнолуния и трех рюмок домашней настойки Рэйда на лепестках цветков апельсинов. Солнечный свет и черный кофе быстро усмирили мой пульс. Я заявила себе, что мои чувства к Джеду объясняются сладостью запретного плода. Чтобы проверить свое предположение, я не встречалась с Джедом неделю, после чего сходила с ним в кино; затем двухнедельный перерыв и концерт, показывающий, что я на него не в обиде. Потом я попросила тетю Зелл и Шерри придумывать какие-нибудь благовидные предлоги, чтобы не подзывать меня к телефону. Джед позвонил лишь один раз.
Ему не требовалось рисовать чертежи в трех проекциях.
Но к Гейл я по-прежнему испытывала слабость. Я была первой нянькой, которой доверила ребенка Дженни, и я продолжала ухаживать за Гейл после того, как Джед женился на Дине Джин. Правда, последние несколько лет мы почти не общались, но затем мы с Джедом снова начали встречаться. Мне казалось, Гейл хочет, чтобы я стала ей второй мачехой, но когда стало ясно, что этого не произойдет, она быстро перестала мне звонить.
По правде сказать, меня до сих пор не покидает смутное чувство вины.
— Так какая же бредовая мысль втемяшилась в голову Гейл? — спросила я, сев в машину.
Джед застегнул мой ремень безопасности и включил зажигание. Стемнело, и по стоянке метались лучи фар других машин. Джед выехал на шоссе и повернул в сторону Доббса.
— Гейл хочет нанять частного детектива, чтобы узнать, кто убил Дженни, — сказал Джед.
— Что?
— Ты не ослышалась.
Его красивое лицо, освещенное бледно-зелеными отсветами приборной панели, пересекли глубокие морщины беспокойства.
Восемнадцать лет назад, когда Гейл было меньше трех месяцев от роду, они с Дженни исчезли одним дождливым майским днем. Лишь три дня спустя какие-то поденщики услышали детский плач, доносившийся со старой заброшенной мельницы. Организм Гейл был обезвожен, с нее слезла кожа, так как все это время она провела без воды и молока в одних и тех же грязных пеленках, однако двухнедельное пребывание в больнице не выявило никаких серьезных последствий. Труп Дженни лежал на холодном каменном полу, с вытянутыми вдоль тела руками. Ее ударили по голове, а за правым ухом чернела пулевая рана.
Джед стиснул рулевое колесо.
— Она говорит, что ей необходимо раз и навсегда установить, кто убил ее мать, и наконец оставить все в прошлом.
Навстречу нам пронеслась машина.
— Но что именно ей оставлять в прошлом? — спросила я. — Помилуй бог, Гейл тогда еще даже не ползала. Она просто не может помнить Дженни и то, что случилось.
— Это ты мне говоришь!
Джед недовольно помигал фарами, так как следующая встречная машина едва не ослепила нас дальним светом. На наших провинциальных дорогах водители в половине случаев забывают переключать свет фар с дальнего на ближний, пока им не напомнят об этом три-четыре раза.
— Когда Гейл исполнилось шестнадцать, она сказала, что не хочет новую машину; вместо этого она собралась заплатить все деньги психиатру, чтобы тот ввел ее в состояние гипноза и попытался вернуться в прошлое.
— Надеюсь, ты на это не пошел?
Я знала, что у Гейл есть маленькая «тойота» возрастом никак не старше двух лет.
Мимо нас пронеслась еще одна машина.
— Мне это обошлось в восемьсот долларов, — грустно усмехнулся Джед. — В дополнение к стоимости машины.
Что ж, с самого рождения дочери он выполнял любые ее прихоти.
— И чем все это закончилось?
— Психиатру удалось заставить Гейл вспомнить, как у нее болело горло. Ты помнишь?
Его слова произвели на меня впечатление.
— Но ей же тогда было не больше… не больше полутора лет, да?
— Ей было год и четыре месяца, и она еще спала в колыбели, — подтвердил Джед. — Но глубже этого ему опуститься не удалось.
— И ты собираешься позволить ей нанять частного детектива?
— Сейчас речь уже не идет о том, что я собираюсь, — сказал он. — Теперь, когда Гейл исполнилось восемнадцать, она получила возможность распоряжаться вкладом, который положил на ее имя при рождении отец Дженни.
— Но как же колледж… — начала было возражать и вдруг осеклась. — Ах да, именная стипендия.
— Да.
Несколько минут мы ехали молча. Стоял теплый весенний вечер. Яркие точки звезд поблекли, когда мы подъехали к окраинам Доббса, и вскоре за окном замелькали табачные склады, завод шлакоблоков и круглосуточные магазинчики и закусочные, освещенные яркими неоновыми вывесками.
Подобно многим небольшим городкам на востоке Северной Каролины, Доббсу с трудом удается поддержать деловую активность в центре. Четырехполосное шоссе, ведущее в город, буквально утыкано огромными новыми магазинами, а на проходящем неподалеку И-95 есть настоящий супермаркет.
Все жители города с замиранием сердца ждут, когда закроется последний крупный магазин на Главной улице. Пока что на месте закрытых магазинов устраиваются уютные автостоянки, благодаря скамейкам под тенистыми миртовыми деревьями напоминающие маленькие скверы. Но многие считают, что если бы в Доббсе не располагалась администрация округа, центр города уже давно превратился бы в одну обширную автостоянку, раскинувшуюся вокруг церквей и здания суда.
— Ты не поговоришь с ней? — спросил Джед, сворачивая с Главной улицы. — Ты всегда была для Гейл примером. Она тебя послушает.