Дочь дыма и костей
Шрифт:
— Я была на другом конце города. Подари мне крылья — буду гонять быстрей Кишмиша. А лучше дай гавриэль.
Гавриэлем звалась вторая по могуществу монета желаний, с помощью которой можно заполучить способность летать.
Не отрываясь от работы, Бримстоун заметил:
— Сдается мне, летающая девушка в вашем городе незамеченной не останется.
— Нет ничего проще! — ответила Кэроу. — Два гавриэля — и я стану еще и невидимой.
Бримстоун поднял взгляд. В золотисто-желтых крокодильих глазах с вертикальными щелками зрачков
— Разве тебе можно доверить гавриэли? — спросил он.
— Конечно. Что за вопрос?
Она почувствовала на себе оценивающий взгляд. Бримстоун словно перебирал в уме ее прежние желания.
Иметь синие волосы: желание легкомысленное.
Избавиться от прыщей: желание глупое.
Чтобы свет выключался сам собой и не нужно было вставать с кровати: желание ленивое.
— Что-то бусы у тебя коротковаты. Выдался тяжелый день?
Рука Кэроу взметнулась вверх. Слишком поздно.
— Ничего от тебя не скроешь.
Без сомнений, старый черт точно знал, на что она потратила скаппи, и продолжил мысленное перечисление:
Устроить бывшему парню чесотку в интимном месте: желание мстительное.
— Такая мелочность тебя недостойна, Кэроу.
— Он заслужил, — бросила она, забыв о прежнем стыде. По словам Зузаны, за плохое поведение нужно наказывать, и Кэроу добавила: — Ты ведь не спрашиваешь своих поставщиков, что они собираются загадывать. Уверена, заставить человека чесаться — сущие пустяки по сравнению с их желаниями.
— Надеюсь, ты им не чета, — без затей ответил Бримстоун.
— Но поручиться не сможешь?
Поставщики зубов, заходившие в лавку, за редким исключением, представляли собой наисквернейшую часть человечества. Хоть у Бримстоуна и был небольшой круг давних помощников, которые не вызывали у девушки чувства омерзения (к примеру, старая торговка алмазами — несколько раз она даже выступала в роли бабушки, чтобы записать Кэроу в школу), в большинстве своем сюда являлись подлые, гнусные типы с запекшейся под ногтями кровью. Они убивали и калечили, в карманах носили клещи, чтобы рвать зубы у мертвецов, а иногда и у живых. Кэроу питала к ним отвращение, и, уж конечно, она была лучше их.
— Докажи — используй желания на добрые дела, — предложил Бримстоун.
— Тебе ли говорить о добрых делах! — рассердилась Кэроу и указала на ожерелье, которое он сжимал в гигантских когтистых руках: крокодильи зубы — скорее всего из Сомали, волчьи клыки, конские моляры и гематитовые бусины. — Интересно, сколько из-за тебя сегодня погибло животных. Не говоря уже о людях.
Исса удивленно ахнула. Кэроу понимала — лучше попридержать язык, но остановиться не могла.
— Нет, правда. Ведешь дела с убийцами, и даже не взглянешь на горы трупов, которые они оставляют за собой. Притаился тут как тролль…
— Кэроу!
— Я их видела — множество мертвецов… А девочки с окровавленными ртами! В жизни не забуду. Для чего все это? Что ты делаешь с зубами? Расскажи, может, я пойму. Должна же быть какая-то причина…
— Кэроу, — вновь произнес Бримстоун. Он не сказал «замолчи» — он прекрасно передал это голосом, а затем неожиданно встал.
Кэроу притихла.
Когда она смотрела на Бримстоуна, то видела в нем не зверя, а существо, которое по каким-то неизвестным причинам растило ее с младенчества и делало это не без нежности. Но порой он лишал ее дара речи — когда говорил таким тоном, как сейчас. Его голос проникал внутрь ее сознания и заставлял осмыслить полную, страшную правду о нем.
Бримстоун был монстром.
Если бы он, Исса, Твига и Ясри вышли из лавки на улицу, люди бы так их и назвали: монстры. Демоны, или бесы. Сами себя они называли химерами.
Человеческими у Бримстоуна были только руки и массивный торс, хотя покрывала их не кожа, а скорее шкура. Квадратные грудные мышцы рассечены застарелыми шрамами. Плечи и спина тоже в шрамах, образующих сморщенную светлую сетку. Бедра с львиными мускулами, с выцветшей шерстью золотистого оттенка, но вместо мягких кошачьих лап они заканчивались ступнями, которые могли принадлежать хищной птице или ящерице, а может, дракону — эта версия Кэроу нравилась больше всего.
Что касается головы: баранья голова была покрыта не шерстью, атакой же грубой коричневой шкурой, как и все тело. Глаза — от рептилии, вокруг плоского овечьего носа блестела чешуя, огромные рога свивались спиралями.
На цепочке болтался комплект ювелирных линз в темных оправах — единственное украшение, если не считать еще одной вещицы. Она не бросалась в глаза, потому что не блестела: старая грудная птичья кость, так называемая «счастливая косточка», которую он носил на шее. Кэроу не понимала, зачем она ему, знала только, что трогать эту вещицу строго-настрого запрещено, и оттого ей страстно хотелось до нее дотянуться. В детстве, сидя на коленях у Бримстоуна, она то и дело предпринимала попытки схватить кость, но Бримстоун всегда оказывался проворнее — Кэроу так и не удалось даже пальчиком достать до нее.
Повзрослев, она проявляла большую воспитанность, однако время от времени все еще ловила себя на желании потрогать вещицу. Впрочем, не сейчас. Напуганная неожиданным движением Бримстоуна, она почувствовала, как бунтарский дух покидает ее. Отступив на шаг, девушка робко спросила:
— Так что там за срочное поручение? Куда ехать?
Он бросил ей чемоданчик, набитый разноцветными купюрами, которые при ближайшем рассмотрении оказались евро. Множеством евро.
— В Париж, — буркнул Бримстоун. — Приятного путешествия!