Дочь Господня
Шрифт:
Меня убеждали: время излечивает любые раны – как телесные, так и душевные. Но много ли правды содержится в этом спорном утверждении? Ведь если время является лучшим лекарем, то почему тогда прожитые годы уносят молодость, красоту и здоровье? Извините, но это как-то негуманно, не по-медицински! Нет, самый надежный врачеватель – это песнь рассекающей плоть стали, эйфория боя и сладость победы, дарующая немыслимый выплеск адреналина. Битва дает реальную возможность ощутить себя властителем над жизнью и смертью, над жестокостью и милосердием. В схватке даже время замедляется, приобретая совсем другие свойства и значение. Не зря Оливия любит повторять к месту и не к месту: «Вся жизнь – война, а мы на ней –
Я упивалась накалом схватки. Древние клинки, осененные милостью солнечной богини Аматэрасу, легко разрубали прогнившую плоть, отделяя от торсов головы и конечности. С победоносным воплем: «Не трогайте меня, я – психическая!» – я просто шла по центральной аллее, окруженная бесформенным месивом суматошно мелькающих и бестолково полосующих воздух когтей, оскаленных, до пеньков сточенных зубов и полувытекших глаз. Это была моя битва!
Внезапно где-то возле базилики раздались громкие панические крики. Я узнала голоса своих друзей. «А они-то как здесь очутились?» – изумилась я. Выложенная каменными плитами дорожка привела меня на небольшую круглую площадь, опоясанную невысоким парапетом колумбария. В нишах с урнами для праха лежали жутковатого вида увядшие и заиндевелые букеты цветов, наводившие на скорбные размышления о бренности бытия. В центре площади стояла мраморная базилика, красиво подсвеченная электрическими лампами в плафонах из разноцветного стекла. В простенке между окнами помещался мозаичный образ Святого Христофора, считающегося покровителем заблудших душ. Взглянув на строгий лик Христофора, смиренно сложившего на груди скрещенные ладони и опустившего долу жгучие испанские очи, я не сдержалась и рассмеялась в голос. Потому что именно под иконой и расположилась взъерошенная четверка самых что ни на есть заблудших душ, состоящая из моих друзей. Бледный как полотно Симон де Монфор спиной прижался к стене базилики, бережно поддерживая лишившуюся чувств Ариэллу. А перед ними напряженно застыли боевые ангелы – Оливия и Натаниэль, ощетинившиеся стволами пистолетов и готовые разорвать любого, кто осмелился бы к ним приблизиться. Но подобных камикадзе не нашлось. Умертвия образовали ровное кольцо оцепления вокруг базилики, не осмеливаясь подойти к ней ближе. Видимо, сила освященных стен оказалась для них непреодолимым препятствием. На лице Ната читалась ленивая, даже пренебрежительная усмешка, идущая от уверенности в собственной неприкосновенности. Ну не верил наш бравый ангел, что его многовековую жизнь способны оборвать какие-то дурно пахнущие тупые трупы. Оливия же, всегда остающаяся реалисткой, отнюдь не питала наивных иллюзий относительно длительности блокады. Ведь зомби, в отличие от нас, могли ждать вечно…
Я последним усилием прорубилась через авангард мертвецов и с размаху свалилась под ноги бдительной подруги.
– Стой, кто идет, стрелять буду! – нервно рявкнула валькирия, направляя на меня дуло «Беретты».
– Стою! – улыбнулась я, не поднимаясь с четверенек и взирая на Оливию снизу вверх.
– Стреляю…, – на автомате начала ангелица, вспомнив одну из заезженных монастырских шуточек. – Тьфу, это же ты, худобина! А мы уж не чаяли тебя дождаться!
– Вы меня ждали? – я не верила собственным ушам. – Но зачем и почему?
– Ну, как же? – в свою очередь озадачилась подруга. – Я же получила от тебя сообщение на сотовый!
– Покажи! – потребовала я, преисполненная нехороших подозрений.
Оливия достала из кармана серебристую трубку. Я прочитала эсмээску.
– Мда-а-а, – только и смогла невразумительно выдать я. – Кто-то нас мастерски обвел вокруг пальца, подбив рисковать Граалем. И кажется, я догадываюсь, кто именно способен придумать такой удачный план – не иначе как сестрица Андреа.
Валькирия смотрела на меня расширенными глазами.
– Грааль
– Жизнь прекрасна, – Нат расслабленно сложил руки на груди и дерзко ухмыльнулся. – И плевать, что это неправда! Что, сильно мы влипли на этот раз?
– Да уж сильнее некуда, – честно призналась я. – И все это из-за меня!
– Аллилуйя, – ненатурально обрадовался ангел, – я так и знал, что глупые женщины – вторая ошибка Бога!
– А первая тогда кто? – с любопытством спросила Оливия.
– Глупые мужчины! – визгливо хохотнула я, становясь похожей на хроническую неврастеничку. – Ей-богу, ненормально это все. Ситуация самая что ни на есть безвыходная, а мы тут стоим и шуточками обмениваемся.
– Худобина, колись немедленно, чего ты еще натворить успела! – не на шутку испугалась валькирия, правильно истолковав природу моего черного юмора. – Я ведь не забыла, что Симон говорил про защитную реакцию организма на стресс.
– Влюбилась! – коротко доложила я. – Вот только я раньше не понимала, что не все люди – мужчины, а не все мужчины – люди! – Мне самой понравился этот корявый каламбур, намекавший, что Конрад не только не человек в прямом смысле этого слова, но и просто озабоченный самец.
Лицо Оливии потемнело.
– Я так и знала! – патетично возопила она. – А он, конечно же, воспользовался тобой и бросил, как и… меня, – тихонько закончила она.
Я громко присвистнула. «Неужели Уриэль и Оливия… – вихрем пронеслось у меня в голове. – Ну и ну! Вот тебе и банальная разгадка страшной тайны».
Нат насмешливо фыркнул. Зря он это сделал! Оливия оскалила зубы и зарычала голодной пантерой:
– Чего ты ржешь, козел! Все мужчины одинаковы!
– Ой-ой, – притворно вздохнул ангел. – Откуда тебе это известно? Учебник по анатомии купила?
Оливия взбешенно прыгнула на него и вцепилась в длинные, распущенные по плечам волосы красавца.
– Совсем сдурели! – заорала я. – Надоели мне ваши закидоны. Нашли время отношения выяснять. Враги кругом, а сами мы находимся на церковной земле, где сосредоточены умиротворение и любовь… – неожиданно я осеклась, чуть не прикусив себе язык. На меня снизошло озарение. – Придумала! – сосредоточенным шепотом выдала я.
Оливия и Нат мигом утихомирились, выжидающе глядя на меня.
– Любовь! – радостно заявила я. – Любовь сильнее всего. Так и Павел говорит.
Валькирия скептично поморщилась:
– Не верь мужчинам, Сел.
– Не верь Оливии, Сел! – немедленно встрял Нат. – Среди нас попадаются и надежные, – и он показал ангелице издевательскую комбинацию из трех пальцев.
– Не зли меня, а то заболеешь! – нехорошим тоном предупредила ангелица.
– Чем? – удивился Натаниэль.
– Переломом челюсти и сотрясением мозга, – нежно пообещала валькирия.
Но я их уже не слушала, давно сжившись с мыслью, что перебранки ангелов – это неизбежное зло, и к нему нужно относиться с философским безразличием. Я думала о своем.
«Значит, по мнению лодочника, победить и смерть и стригоев может только любовь, – размышляла я. – Почему же это погребальное место ассоциируется у меня именно с великой жертвенной любовью? Святой Христофор, покровитель заблудших душ, и записная книжка кардинала ди Баллестро – как они связаны? Ну конечно!» – я выхватила из кармана блокнот, подобранный в аббатском флигеле, и торопливо зашелестела страницами. Помнится, еще в поезде мне бросился в глаза листочек на букву «М». Тогда я этого не понимала, а сейчас все сошлось идеально. На нужной мне странице значилось имя Маргарита, дата рождения, дата смерти и имелась многозначительная приписка – «Похоронена в правом нефе базилики Святого Христофора».