Дочь химеролога
Шрифт:
Старик, пребывающий в глубоком изумлении от происходящего, резко дергается, неожиданно ощутив, что-то странное. Смотрит на световой столб и на лице проступает выражение испуга. Верхняя часть столба постепенно уменьшается, рассыпаясь искорками. Он переводит взгляд на девочку и уже полностью застывает не в силах осознать увиденное.
Над спиной фигурки, содрогающейся под бьющим в нее потоком энергии, проступают четкие светящиеся очертания распахнувшихся… крыльев! И если левое состоит из едва видимых линий, окутанных каким-то темным,
И как последний, добивающий удар, внутри этих крыльев проявляются силуэты… костей, опутанных полностью обнаженными нитями жил и тонкими полосками мышц, поверх которых пульсируют небольшие трубочки вен и артерий.
Очнуться от столь невероятного зрелища, старика заставляет непонятный гул, раздавшийся со стороны чаши. Повернувшись, он опять застывает, но на этот раз от ужаса. Светового столба больше нет и поток энергии исходит непосредственно из сверкающей резкими всполохами чаши, контрастом выделяющейся на фоне быстро темнеющего бассейна.
Буквально два мгновения на принятие решения и внезапно фигура старика растворяется в необычном белом «сиянии», которое сначала оказывается возле тела девочки, заключая его в себя и разрывая энергетическую дугу, а потом сразу же у стены зала. «Сияние» превращается обратно в старика, который бережно держит девочку перед собой, пристально всматриваясь в постепенно тающие в воздухе светящиеся линии за ее спиной.
Захрипев, девочка приподнимает голову, из уголка рта вытекает маленькая красная струйка. Открывает глаза. Левый, самый обычный, правда, редкого ярко-голубого цвета. И правый, ослепительно белый, с четко видимым золотистым вертикальным зрачком …
Глава 3. Каждый выбирает для себя. Часть 1
Храм Всеблагого Света. Внутренние помещения. Небольшой кабинет. Двое…
Молчание. Оно может быть разным. Тихим или громким. Веселым или грустным. Глубокомысленным и не очень. А может быть вязким, как смола. Когда сидишь, друг напротив друга и не знаешь что сказать. Потому что любое слово может что-то нарушить безвозвратно. Но ты этого не хочешь. И собеседник тоже. Потому молчите. Но рано или поздно говорить все равно придется. И этот момент наступает.
— Брат…
— Брат…
Сказанное одновременно как эхо, сразу смолкнувшее… и неожиданное резкое восклицание:
— Да пошло оно, «грибную» будешь?
— У тебя есть?!
— А то!
Пара шагов, скрип дверцы, две чашки и пузатая глиняная бутылка. Легкий плеск наливаемой жидкости…
— Твое здоровье!
— Твое…
И молчать становиться легче.
— Еще?
— Давай!
И еще легче. А затем… пристальный взгляд и старательно спокойный голос:
— Она их распахнула, попыталась распахнуть…
— …
— Ты ведь понял, о чем я говорю, значит, знал… сволочь, почему не сказал?!
Спокойствие рассыпается, как разбившееся стекло.
— Боялся, что не так поймешь.
— Я и сейчас не так понимаю! Не хочешь все-таки мне поведать чуть больше, чем до этого? Очень неприятно, когда близкий тебе человек, начинает… недоговаривать!
Негромко звучит начало рассказанной до этого истории. То, что было до, ранее произнесенной фразы: «Во время прогулки в горах, нашли упавшую девушку».
…
— Значит, бой в небе?
— Да.
— И девочкой она стала, похожей на кое-кого, только из-за глаза?
— Душа…
— Как?! Когда?!.. Стой, не отвечай, не хочу знать!
…
— Еще?
— По последней.
— Тогда за наших. Чтобы там у них было все хорошо.
— Я уверен в этом!
…
Молчание. Правда, уже наполненное ощущением, что происходящее теперь под контролем. И очередь другого, задавать вопросы.
— Они… восстановились?
— Нет. Там пока только кости, да немного мяса.
— Так ты из-за этого прервал инициацию?
— Источник. Она просто его выпила. Буквально в несколько глотков!
— Но как?!
— И он еще спрашивает. Хотя наверно, действительно не понимаешь. Нельзя наполнить бочку одним ведром воды! Понятно?!
— Неужели…
— Нет, к счастью, не все так страшно. Я успел вовремя прервать. Просто теперь, чтобы он опять заработал в полную силу, понадобиться не менее нескольких месяцев. Даже не знаю точно сколько. Если бы ты только сказал, кто она!
— Но я не знал! Да и сейчас неуверен, прости. И мне искренне жаль, что так получилось!
— Жаль ему. Как же. Не тебе теперь придумывать объяснения и кучу всяких писулек изобретать. Хорошо, хоть с вами это связать не смогут, повезло.
…
Виноватое молчание, прерываемое словами с неожиданно веселым оттенком:
— Но есть во всем произошедшем и кое-что хорошее!
— Что?
— Конечно, это просто совпадение (хотя, все может быть), но именно в этот момент наверху в главном зале возносил молитвы Свету о своем благополучии и процветании глава торговой палаты из соседнего города. Ты его не знаешь. На редкость мерзкий и неприятный человек, поверь мне. И представляешь, как раз когда он попросил у Всеблагого Света «благословения», тут, раз… и огонек в ладонях статуи гаснет, как и во всех священных сосудах по залу.
Такой Знак получился! Да этот м****, прости Свет, аж посерел от ужаса, подумав, что о его делишках там знают. Да и запах говорят, пошел. А уж, какую сумму он на благие дела храма дал! Даже с учетом того, что брат казначей на часть наложит лапу, я все равно смогу по приютам и больницам столько денег разослать, сколько и не планировал.
— Хм, ну тогда я рад за тебя.
— Благодарю.
…
Теперь уже самое обычное молчание, с едва заметным отзвуком так и не разразившейся грозы.