Дочь императора
Шрифт:
— Тогда, миледи, — он уверенно положил руку мне на плечо и развернул так, чтобы я оказалась к нему лицом, — не будет ничего плохого в том, что я попытаюсь утешить вас перед концом.
Я ощутила прикосновение его губ, казалось, огонь обжег разбитую Торнденом щеку. Но уже в следующий миг я поняла, что жажду этой боли, словно путник, блуждающий по мертвой пустыне. Его запах, тепло и сила ошеломили меня.
— Пойдем, — севшим голосом приказала я, когда он ослабил объятия. — Пойдем в мои покои.
Взяв Уоллена за руку, я потянула его за собой обратно во дворец.
У меня не было никаких оснований
Из осторожности я выбрала окольный путь к своим покоям. В результате мы встретили нескольких слуг, но только не гостей и не людей Райзеля. Всю дорогу Уоллен молчал. Но его рука отвечала на пожатия моей руки, а когда я бросила на него взгляд, улыбка озарила его лицо — впервые после смерти отца я смотрела на человека, который стал мне дорог. Я не могла поверить, что эти прекрасные глаза устремлены с любовью и страстью на меня. И все же, словно по Волшебству, которого я не ощущала раньше, я перестала чувствовать себя дурнушкой, и на меня накатила волна благодарности.
Однако у двери в свои покои я засомневалась, что, ослепленная стремлением к счастью, ошиблась в Уоллене — вдруг в последний момент он передумает и покинет меня. Но его темные глаза продолжали жадно смотреть в мое лицо, он едва сдерживал охватившую его страсть.
Как ни странно, я заколебалась еще больше и неожиданно поняла, что не хочу близости с ним.
То, что он был для меня опасен, не вызывало никаких сомнений.
Безобидный человек никогда бы не решился на то, что сделал сегодня Уоллен. И как только женщина с моим лицом могла поверить в его страсть? Я сделала останавливающий жест и сказала:
— Уоллен, ты не должен… — Каким-то образом мне удалось заставить себя улыбнуться и не выдать горечи, которую я испытывала.
Твоя жизнь — слишком высокая цена за мое краткое утешение. Я склонна думать, что ты действительно хорошо ко мне относишься. Этого вполне достаточно. Прими мою благодарность и постарайся найти для себя безопасное место.
Да, он и в самом деле был полон сюрпризов. Как только он услышал мои слова, его лицо исказила ярость. Оттолкнув мою руку, он резким движением развернул меня и зажал ладонью рот; моя спина была крепко прижата к его груди, так что я не могла даже пошевелиться. Свободной рукой Уоллен распахнул дверь.
— Миледи, — проговорил он негромко, одновременно подталкивая меня вперед, — вы даже и представить себе не можете, что на самом деле меня интересует.
И хотя я пыталась ударить его каблуками туфель и отчаянно царапалась, он не выпускал меня. Оказавшись в моих покоях, Уоллен захлопнул дверь и закрыл ее на засов. Потом поднял меня на руки и отнес на кровать.
Прижимая лицом к покрывалу, быстро сорвал пояс с платья. Ловко, словно проделывал это не один раз, связал мне руки за спиной. Только после этого он отпустил меня; я смогла перекатиться на спину и перевести дух.
Пока я старалась сесть на постели, он спокойно стоял рядом, держа в руке длинный, страшный кинжал.
Слегка коснувшись моего горла острием, Уоллен усмехнулся.
— Можешь кричать, если пожелаешь, — небрежно бросил он, — но я не советую. Тебе не удастся спасти свою жизнь или помешать нашему успеху. Если ты закричишь, придется пролить больше крови, чем нам хотелось. Тщательно обдумывай свои действия. Исход будет тем же, но с твоим именем на устах погибнут ни в чем не повинные стражники и слуги.
Я лихорадочно пыталась освободить руки, но ничего не получалось. Казалось, моя собственная жизнь комом встала в горле и душит меня. Как легко Уоллен добился своего. Однако жгучий стыд, переполнявший душу — как я могла соблазниться на смазливое лицо и сладкие обещания! — заставлял продолжать бороться, искать возможность нанести ответный удар. Гордо посмотрев на него, словно меня не мучил страх, я спокойно сказала:
— Ты нагромоздил горы лжи. И с самого начала собирался меня убить. Чего же ты ждешь? Боишься?
Он издал короткий злой смешок, в котором не было и намека на жалость.
— Я ничего не боюсь. Страх остался далеко позади. Я жду своего союзника, чтобы разделить с ним твою смерть. Он станет управлять Империей, а я буду управлять им.
Продолжая бесплодную борьбу с поясом, я призвала на помощь сарказм, заменяющий мужество.
— У тебя смелые мечты, Уоллен. У слуг обычно хватает здравого смысла, чтобы не залетать слишком высоко.
Его завораживающая улыбка была полна яда.
— А я не слуга, — ответил он, и его глаза сверкнули, как два самоцвета. — Я мятежник Кодар, и мои мечты всегда были высокими.
Он удивил меня, но не тем, что сказал (хотя и это оказалось полной неожиданностью), а тем, что я сразу ему поверила.
— Кодар? — резко переспросила я только для того, чтобы скрыть свое отчаяние. — И опять ты лжешь. Половина Империи знает, что именно сейчас Кодар и его мятежники готовятся к нападению на Лохан.
Казалось, его по-настоящему забавляет моя воинственность. Он почти нежно провел острием кинжала по моему горлу.
— Несомненно, — самодовольно ответил он. — Мне пришлось проявить немалую изобретательность, чтобы каждый шпион в Трех Королевствах знал о моих намерениях. В конце концов я своего добился. Пока, привлекая к себе всеобщее внимание, часть мятежников сражается и умирает с именем Кодара на устах, мои лучшие солдаты переоделись в слуг и пришли сюда. Никто ничего не заподозрил, а мои люди готовы к любым неожиданностям.
— Мой союзник и я перережем тебе горло, — продолжал он, чуть посильнее прижав лезвие, так, что я содрогнулась. — Потом отправим вслед за тобой остальных монархов. — Он даже не пытался скрыть, что предвкушает будущее удовольствие. — После чего мои люди разберутся с магами и дворянами, которые сохранят верность нашим врагам. Твоего Райзеля мы тоже не пощадим. Еще до восхода солнца вся власть в Империи перейдет в наши руки. На самом деле править буду я, хотя на Трон сядет мой союзник. — Он считал себя очень хитрым: еще бы, ему удалось скрыть от меня имя своего союзника. — Так что, — с усмешкой добавил он, — мои высокие мечты сбудутся. Хочу, чтобы ты правильно меня поняла, — сказал он в заключение, — я не испытывал к тебе ни малейшего желания, ты жалкая, уродливая девка, и я не собирался ложиться с тобой в постель.